Тимофей Юргелов: Желтый, Серый, Анджела Дэвис, Вулкан и другие. повесть

– Всё, я больше не играю, – сказал Костя налетевшей на него Ленке.

– Так не честно – теперь ты… – выпалила она и тут же бросилась бежать.

– Я не игров!.. – с отчаянием в голосе закричал он, но она лишь махнула рукой и затерялась среди гуляющих пассажиров.

Костя бежал следом, оглядываясь на свой вагон, успел заметить, как она повернула за газетный киоск, – и потерял из виду. Объявили отправление их поезда через пять минут. Он стоял у киоска и всматривался в толпу – вдруг кто-то в желтой футболке нырнул под загораживающий здание вокзала состав, на втором пути. Холодная пустота подвела живот. Он пробежал еще несколько метров – ее нигде не было. Присел, стараясь разглядеть белые носки и красные босоножки в просветах между какими-то шлангами и коробами. Внезапно их поезд дернулся и под ним во всю длину прокатился лязг, затем зашипело. Сердце чуть не выпрыгнуло из горла – он пулей помчался к своему вагону. Едва не лишился чувств, пока подсаживали под руки грузную старуху. Запнулся, больно ударился ногой о железную ступеньку и, как ошпаренный, влетел в купе.

– Где Ленка? – подняла от вязания глаза маман. Костя задохнулся от ужаса, поэтому не мог выдавить из себя ни звука.

– Где она! – вдруг страшно взвизгнула женщина.

– По-по-шеш-шла на вокзал, – с трудом выговорил он.

Маман ринулась к выходу, расталкивая идущих навстречу пассажиров.

– Проводница! Задержите поезд – у меня ребенок потерялся! – зычно на весь вагон закричала она.

Из всех купе выглянули жующие головы. Проводница выбежала с черным, похожим на чугунный утюг фонарем, спустилась на одну ступеньку и стала размахивать им в сгущающихся сумерках. Скоро и в других вагонах замелькали такие же красивые в синем воздухе малиновые огоньки. Костя вместе с пенсионером в пижаме смотрел, высунувшись из окна. На семафоре вместо зеленого загорелся красный глаз.

В тамбур набились зеваки. Оттуда доносился возбужденный, казавшийся Косте невыносимым голос маман, она что-то объясняла проводнице. Поезд со второго пути ушел, за ним открылась платформа перед вокзалом с редеющей толпой. Несколько мужчин спрыгнули вниз и отправились на поиски беглянки.

– А где пацан? Пацана позовите! – закричали в тамбуре.

– Иди – тебя зовут, – подтолкнул Костю пенсионер.

В поезде включили электричество, но для Кости свет будто погас. Он шел через вагон словно во сне, пассажиры всматривались, казалось ему, с нескрываемой радостью. Костю окружили взрослые, стали расспрашивать: куда она побежала? что говорила?.. Вдруг дверь, ведущая в соседний вагон, приоткрылась – толпа попятилась, несколько человек вынуждены были спрыгнуть на перрон, – за стеклом возникла бледная Ленка, за ней шел железнодорожник в форме.

– Ваша? – спросил он у растерянной маман. – Надо же, мамуля, следить за ребенком.

Железнодорожник рассказал, что Ленка залезла в поезд за три вагона от своего, но застряла в переходе: дверь за собой захлопнула, а другую открыть не смогла – там он ее и нашел.

У Ленки под тусклым светильником лицо казалось безжизненным, желтым, как ее футболка. И даже когда голова мотнулась от затрещины, выражение безразличия не изменилось.

– Ах, ты сатана такая! – кричала, таская ее за волосы, маман. Затем ударами по спине загнала Ленку в купе. Костя не решился войти туда: внутри еще долго слышались крики и какая-то возня, похожая на борьбу. Однако гневные тирады становились короче, а паузы дольше – наконец все стихло.

Когда он все-таки отодвинул дверь, то застал следующую картину. На верхней полке, скрючившись и отвернувшись к стене, всхлипывала Ленка. Покрывшаяся темными пятнами маман, схватившись за сердце, лежала на нижней. Бабушка складывала в пакет лекарства. На столе болталась в стакане какая-то черная жидкость: поезд разогнался не на шутку, наверстывая потерянное время.

Изредка мать Ленки роняла грозные фразы:

– Чтоб из купе больше ни шагу… – И снова молчание да бешеный стук колес. – Домой приедем, я все отцу расскажу – пускай он тебе еще всыплет хорошенько…

– Иди спать, – сказала бабушка. Костя без лишних слов влез на полку и там разделся под простыней.

Погасили большой свет и включили квадратный ночник с начертанным на нем пронзенным сердцем. Вдруг Ленка повернула назад заплаканное лицо, встретилась с Костей глазами, показала язык и снова отвернулась.

Маман оправила Ленку вниз, а сама, повязав голову косынкой, улеглась на ее место. В полутьме под простыней она напоминала занесенный снегом холм в сумерках.