Дмитрий Сенницкий: Alter Ego. Другое я

У меня была спокойная, размеренная жизнь, как у самого обычного человека. Я работал в одной престижной компании, мне приходилось общаться с людьми и стараться сбыть им гнилую, пропитанную насекомыми и плесенью развалину, продать или разменять. Заключать сделки с клиентами была моя первенствующая миссия, кто любит зефир, тот его покупает, не всегда свежий, но всегда сладкий. И на столе восприимчивого поденщика блистает раззолоченная миска пустых орехов. Параллельно я постигал знания в мединституте, который в дальнейшем решил бросить из-за произошедших со мной событий. К тому же я неусидчивый, да и зачем расточать себя понапрасну.

– То есть, по-вашему, учебные заведения вообще не нужны?

– Нужны, – сказал Денис, как говорит чревовещатель, незаметно двигая губами. – Для здорового общения и отсрочки военного долга.

– И только?

– Я за мотивированное самообразование, внеклассное чтение и самостоятельное исследование. – Хронометр включен. – Я жил, как все, и мне это нравилось, вел здоровый образ жизни, получал на завтрак заслуженный зефир, впрочем, я и был, как зефир, как вспушенное с яичным белком фруктовое пюре.

Большую часть времени я проводил со своей матерью, отец ушел от нас, когда мне исполнилось десять лет. Моя мама из тех женщин, знаете, есть такие легкие люди, я в том смысле, что с ними легко, они не лезут в твою жизнь, не нудят бесполезными советами, вроде тех, что нужно пить теплое парное молоко с медом, содой и сливочным маслом, а играть лучше всего в большой теннис, а азартные игры и курение каннабиса приводят к эмфиземе легких. Приводят и все тут, а кто спорит? И не важно, куришь ты коноплю или нет, эмфизема уже необратима. А мне все равно, у меня хроническая астма и ничего не поделаешь, она была и до тенниса и будет после. Кем идти работать, пекарем или пресс-атташе, на кого учиться и учиться ли вообще, во сколько лет жениться, это очень нервирует, а зачем рекомендовать то, что заставляет человека нервничать? Моя мать чуткая женщина, она все понимала и заботилась обо мне молча. И я всегда решал свои проблемы сам. Проблемы, это чересчур помпезно, скорее, задачи, правда, задач, требующих самостоятельных решений в моей жизни было слишком мало.

У нас имелся небольшой, ничем не примечательный продовольственный магазинчик. Как ощипанный павлин он соседствовал с могущественными супермаркетами. Мы торговали продуктами питания – от соли и соленого печенья до маринованных помидоров – ассортимент был небольшой, как и прибыль, благодаря этому просроченное печенье с помидорами доедал я.

Надев очки, Александр Константинович принялся что-то писать мелким, неразборчивым почерком.

– А ваш отец, чем он занимался?

– Да ничем он не занимался, не хотел он ничем заниматься, – с надрывом отозвался Денис. – Он постоянно пил, пил часто и много, именно это и послужило причиной для развода моих родителей. Нескончаемые ссоры, скандалы, мама тратила последние силы, но все рассыпается о безразличие и эгоизм. Даже когда он перестал с нами жить, даже тогда ничего не изменилось и очевидный результат был неизбежен, вскоре он уже с трудом передвигался, а когда ел, то промахивался ложкой мимо рта. А дальше бывает только хуже, – Денис выдохнул и облегченно замолчал. – Вам это интересно?

Мирский внезапно понял, что надлежит скорее заканчивать с постановкой диагноза, но все закончилось само собой.

– Отец давно умер. – У всех у нас один диагноз.

– Как это произошло? – ненавязчиво осведомился Александр Константинович.

– Его сбила грузовая машина с десятиметровым изотермическим фургоном, он скончался сразу, не дожидаясь бесчисленных операций. Мама стала часто болеть, клиники, аптеки, беготня, в свои невзгоды она меня не посвящала, я боялся за нее и, как оказалось, не зря. Я был дома, когда раздался телефонный звонок, выходящий из трубки человеческий голос сообщил, что мою мать доставили в больницу, и меня просили скорейшим образом приехать. У нее с катастрофической быстротой развивалась саркома легких, неоперабельный рак в четвертой стадии, и он уже прокладывал путь к другим органам, поползли метастазы ниже, в область печени. Она подозревала о болезни, но не подавала признаков беспокойства, с изнеможенным от болей телом она делала вид, что ничего серьезного не происходит.

В онкологическом диспансере на рентгеновском снимке я наглядно убедился, на что похожи ее легкие – на куски сырой тряпки, изъеденной молью. Она взахлеб глотала воздух, ей надо было дышать, дышать с частотой спринтера, чтобы наполнить свои легкие, чтобы унять истерический кашель. Резиновый шарик, смятый, лопнувший, как ни пытайся его надуть, не получится. Протянуть год или полгода, но даже на это никто вам не даст гарантии.