Петр Абатин - Когда везде слышен смех

Мальчик убрал руки от крана и обернулся. Он серьезно посмотрел на деда и сказал:

– Вот так всегда. Мне достается скукотища, а тебе самое интересное.

– Но ты еще маленький для интересной работы, – продолжал улыбаться дед.

– А я не хочу быть маленьким, – упорствовал Кристос. – Я хочу быть взрослым. Я уже могу.

– Можешь, можешь. Я же не спорю. Но пока ты учишься – ты лишь ученик. Я твой учитель. Поверь мне – то, что ты познаешь в учении хоть и сложно, хоть и скучно, но очень пригодится тебе в настоящем деле. Верь мне, Кристос, следующим летом ты сам будешь водить мулов.

Глаза мальчика, до этого замутненные обидой и непониманием, вдруг снова вспыхнули, и он с надеждой посмотрел на дедушку. В этом взгляде старик невольно узрел кто-то, что уже когда-то видел. Такой же яркий и честный взгляд. Такое же искреннее детское самопожертвование.

«Мальчишка весь в отца. Как жаль, что он этого не видит».

Откинув мимолетную грусть, Андреас присел на потертый табурет и сказал мальчику:

– Умойся и одевайся. Я подожду тебя на улице. Совсем необязательно нам с тобой ссориться погожим летним утром. Сейчас я раскрою ставни, распахну окно, и дом наполнится солнцем и воздухом. Потом мы с тобой пойдем к стойлам. Надо торопиться, пока туристы не проснулись, и пока стадо Хэйдеса не обгадило всю дорожку.

Кристос засмеялся, вспомнив про скользящих на навозе мулов и ругань испуганных туристов, едущих верхом.

Старик встал, подтянул штаны, застегнул ремень, посильнее нахлобучил кепи, толкнул дверь. Та открылась с низким протяжным скрипом, отдаленно напоминающим звучание губной гармошки. Он распахнул ставни снаружи и закрепил их на стенах, открыл фрамугу. Затем повернулся и посмотрел вдаль. Настолько, насколько позволяло его зрение. Очков он не носил, никогда не надобилось, но в последнее время что-то и его глаза стали подводить. Так же, как и других, подобных ему, стариков. Каким бы могучим не было здоровье, а годы все же брали свое. Андреас вздохнул, глядя на синеву необъятного моря поверх скалистого берега. У Неа Камени, островка справа, он заметил большой круизный лайнер, медленно вползающий в кальдеру Санторини.

Скрипнула дверь и за спиной показался мальчик. Он был в полосатой рубашке и вельветовых шортиках. Коричневые сандалии на его ногах были в ужасном состоянии – со стертыми подошвами и надорванными ремешками.

– Скоро начнут шастать, – с легким пренебрежением указал на крышу дома старик и запер дверь. Мальчик понял, о чем говорил дед. Каждое утро Андреас не упускал шанса поворчать на тему ходоков по их дому. Особенно его раздражала постоянно осыпающаяся штукатурка. Кто ж мог теперь сказать, что было в мыслях у тех, кто строил дом прямо в скале под дорогой? Но пока было тихо. Туристы из отелей и с причаливающих лайнеров еще не нагрянули, слишком рано. Можно было спокойно идти и готовиться к работе. Таковой была жизнь старого островитянина и его внука. Ежедневно, с тех самых пор, как Кристос жил с дедом, они каждое утро, лишь солнце вставало с другой стороны острова, выходили из дому и шли к стойлам мулов. Туда, откуда начинался рабочий день старика.

Стадо в десять голов – лишь жалкая часть того, что некогда у него имелось. В былые времена Андреас владел тридцатью головами и мог похвастать тем, что его животные самые востребованные на виноградниках. А что теперь? Десять несчастных ушастых, вынужденных под улюлюканье и хохот везти упитанных туристов сначала вверх, потом вниз по извилистой каменной лестнице. Развлечение в духе времени. Весь остров превратился в один сплошной аттракцион. И нет, Андреас нисколько не противился тому, он всегда с достоинством и стойкостью принимал перемены. Он знал, что у всего есть свое место и время, а также форма. Всему присущи изменения. И в том, что его родной остров становился подвижным и шумным он видел лишь хорошее, радуясь смеху и музыке. Только иногда пару раз в день он позволял себе поворчать на топтунов по крыше, да ненасытных пухлых детишек, осаждающих его мулов. Но что говорить – Андреас давно не знал другой работы, и его еда, как и еда животных, покупалась на деньги, заработанные извозом туристов по пешеходному серпантину города Фира.

Старик и мальчик поднялись по лестнице. Прошли узкими улочками вдоль кафе, ресторанов и таверн. Миновали фасад фешенебельного отеля, расположившегося в старинном особняке 18 века. В этой части города не было машин. Двое людей на этих улицах еле-еле расходились.