Любовь Русланова - Умереть не получилось

Общение противоположных полов было в самом разгаре, даже я своим неизбалованным прелестями пубертатного периода мозгом начинала понимать, кто кому нравится, кто перед кем выпендривается. На меня внимания обращали мало, да я и не ждала особо. В какой-то момент я поняла, что желание избавиться от лишнего в моем организме растет со страшной силой. Уверенности в себе, да и вообще уверенности в том, чтобы попросить всех освободить палату, у меня не было. Дальше включилась логика: в принципе, я все равно все делаю под одеялом, никто может и не заметить, но терпеть я больше не могу. Нет, но все же это как-то странно – сопровождать групповое рандеву своим испражнением, пусть даже я это делаю уже достаточно ловко, почти на скорость. Больше не могу совсем, принимаю решение.

Начинаю реализовать свою операцию «Под одеялом»: осторожно раздеваюсь, достаю судно, ставлю под себя. В принципе, полдела сделано, и все пока идет удачно, вся компания – через две койки от меня с противоположной от судна стороны. Шумно, весело, можно продолжать. У меня нет другого объяснения (кроме как желание жизни поставить меня на тропу силы) тому, что ровно в тот момент, когда я перешла к основному, порядка пяти-шести девочек и мальчиков вокруг меня затихли, и единственными звуками в палате стали звуки моих дел, приходящихся на дно эмалированного судна…

Сказать, что шесть пар глаз, устремившихся, естественно, в мою сторону, а через секунду и раскатистый групповой смех на весь этаж меня обидели или расстроили, я не могу. Они меня убили. Цвета собственного лица я не видела, но горело оно так, что лучше бы и взорвалось тогда. Слезы лились градом, тело оцепенело, я даже убрать за собой не могла. Всем было очень весело, и я поняла, что поблажек мне не будет и возможности справиться со своей бедой в ближайшее время тоже.

Никто не собирался покидать палату, почему-то случившееся забавляло их достаточно долго, слава Богу, комментариев я просто не помню. Все это время наполненное судно стояло подо мной, и я уже чувствовала родство кожи и его нагретого края. Вынуть его из-под себя тогда было бы полным поражением.

Спасло меня то, что представление получилось слишком громким, на смех компании прибежала медсестра. Ей быстро рассказали о случившемся, она так же быстро всех разогнала и более чем заботливо попыталась вернуть меня к жизни. К жизни без судна и его содержимого.

Не знаю, насколько сейчас драматична описанная картина – мне она запомнилась на 20 лет.

Мне очень хотелось все это просто рассказать маме, но она приходила реже всех – работа, младший ребенок, проблемы старших детей. Надо отдать должное детской городской больнице №7, – я не могу вспомнить ни одного повода для жалобы ни на персонал, ни на условия моего длительного там пребывания.

Немного полегчало: позвонки были растянуты достаточно для того, чтобы продолжать реабилитацию в домашних условиях. Настал день выписки. Сидеть было нельзя, стоять – крайне нежелательно. Как-то полулежа меня усадили в машину какого-то знакомого. Это, кстати, был первый день больше чем за месяц, когда я почувствовала в спине сильную боль, и стало очень страшно, что сейчас меня отведут обратно в палату. Но нет, эта боль была характерна для смены положения и не страшна.

Дома было, конечно, лучше, хоть я никак не могла привыкнуть, что к плечам больше не привязаны свисающие железки. Через несколько недель мне разрешили ползать. В подобных случаях наша система образования подразумевает приход учителей из школы на дом, – они стали приходить. Почему-то особенно запомнилась математичка: она была единственной, кто меня не жалел. И себя тоже. Я лежала на первом этаже двухъярусной кровати (незаменимый атрибут с четырьмя детьми в семье на тридцати восьми квадратных метрах), и мой учитель часто бился о край второго этажа кровати головой, а всем вместе нам никогда не хватало там света. Может, поэтому я математику на вступительных экзаменах в технический вуз сдала хуже, чем физику.

Ползая по квартире, я в первый раз за мои тогдашние одиннадцать лет поймала себя на мысли, что не просто так меня жизнь опустила назад в прошлое, чтобы еще раз пройти все те же самые стадии – лежать, ползать, сидеть понемногу, ходить. Правда, что делать с этой мыслью, тогда я не знала. Кроме того, что терпеть, ведь когда-то это должно было закончиться.

Ходить и сидеть по-прежнему было нельзя, но жить как-то нужно было и, в том числе, ездить на осмотры к врачам, делать рентгеновские снимки для оценки динамики выздоровления. Была холодная ранняя весна, и надо было ехать в больницу, а машины тогда в семье не было. В нашем распоряжении был только общественный транспорт. Чтобы удерживать положение спины более или менее ровным, я вставала на сидение на коленки. В метро это получалось лицом к стеклу или стене. Сколько же мы выслушали тогда нареканий от «добрых людей» вокруг по поводу того, что я всем мешаю, неужели нельзя просто сесть и так далее. Больше всего мне было жалко сопровождавшую меня маму.