Мария Фомальгаут - Шляпа что-то замышляпа

Би знает, хозяин теперь до поздней ночи будет ходить из угла в угол, бормотать что-то, воздевать руки к потолку, какой человек был, а какой человек…

Хозяин поворачивается к Би, глаза горят.

– Ты понимаешь… это они его довели… это он из-за них… пулю в лоб… а то бы еще жил… еще бы сколько прожил…

Би соглашается.

– Прожил бы.

– Да что ты понимаешь! Он же гений был, понимаешь ты, ге-ний, наши, современные и в подметки ему не годятся… вот, послушай…

А дождь идет переулками долгими

И капли падают с неба осколками,

И ты не веришь, что это вода, а не небесная кровь,

Но никогда не узнаешь заранее,

Что ждет на улицах, ливнями раненных,

В огромном городе сточных канав и великих миров.

Би слушает. Если хозяин говорит – послушай, отчего ж не послушать.

А ты говоришь…

Би хочет возразить, что ничего не говорил. Не возражает.

Половина третьего ночи.

Би дремлет, что-то снится Би, что-то непонятное, равнина, залитая светом, трава шелестит, Би не знает, что такое трава, никогда не видел, а вот – трава.

И свет.

Много света.

– …нись.

– А?

– Да проснись же! – хозяин в сердцах хочет закатить Би оплеуху, передумывает. Би все-таки.

– Ты же понимаешь… – не унимается хозяин, – он же гений был… ге-ний… не то, что нынешние…

Би оторопело смотрит на хозяина, неужели тот разбудил его среди ночи, чтобы в очередной раз сказать про гения.

– Хорош, хорош дрыхнуть… работать надо.

Би настораживается. Смотрит на комнату за дверью, всю комнату Би не видит, только часть.

Там гроб.

То есть, это Би его так про себя называет.

Гроб.

На самом деле не гроб, на самом деле там человек живой, только с головой у него что-то сделали, что он больше не думает. Слово какое-то ученое есть, Би не помнит.

Хозяин командует.

Давай… действуй.

Би действует. Как учили. Перебирает по клавишам, выстукивает коды, цифры, как учили, чтобы переводить буквы, написанные на бумаге, в цифры.

Называется, оцифровать.

Только вот непонятно, что оцифровывать, хозяин не дал ничего.

Ну да ничего.

Би подождет.

Может, даст.

– Ну чего сидим, кого ждем?

Би спрашивает:

– А… что оцифровывать?

– А да, не сказал тебе… вот… книжки его оцифровывай.

Би недоуменно смотрит на книги, да неужели Би к книгам к хозяевым прикоснется, к тем самым…

Да.

К ним.

Би встает из-за стола, тянется к книгам, дотянуться не может, цепь у Би короткая, не хватает до книг.

Хозяин хлопает себя по лбу.

– А… ну да.

Перекладывает книги Би на стол. Думает, бросает Би еще пару печенек.

Би переводит буквы в цифры одному ему известным способом. Никто не знает, а Би знает. Работа у Би такая, знать.

Би переводит. Дела так дела, зола так зола.

Работы у Би многонько, не на один день, а хозяин торопит, поспешай, поспешай, поспешай.

Би поспешает. Би пишет программу, которая сама в два счета все отсканирует и оцифрует. Би запускает программу, хозяин говорит:

– Молодец.

И снова говорит:

– Ты хоть понимаешь, что за человек был? Ты хоть понимаешь? Да один такой человек… которые его довели… убили…

Би подсказывает:

– Он же… себя… убил… сам…

– Чего сам, довели его, вот и убил сам… что человек был… такие раз в десять тысяч лет рождаются…

Би смотрит на годы жизни Родуэлла. Прикидывает, пересчитывает.

– Это… получается, скоро снова родиться должен?

Хозяин хохочет. Потом думает.

– Правильно думаешь, скоро родиться должен. Вот ты ему и поможешь… родиться.

Би не понимает.

– Оцифровал?

– Оцифровал.

– Отлично… сюда давай… сюда.

Би дает сюда, хочет положить хозяину на стол, не может, цепь мешает. Хорошую хозяин цепь купил, с позолотой, чтобы сразу все видели, что хозяин у Би не кто-нибудь.

Хозяин берет оцифрованную инфу.

Снова говорит:

– Молодец.

Вертятся в голове строчки, нанизываются друг на друга, складываются в слова. Странно даже, стоит на волосок от гибели, а все еще складываются слова в строчки, строчки в стихи….