Мария Фомальгаут - Шляпа что-то замышляпа

Пытаюсь пошевельнуться. Не могу. День сменяет ночь, Прага загорается яркими огнями, привидения выходят из своих убежищ, идет по улице девушка с отрубленной головой, а за ней её возлюбленный, турецкий купец, а в руках у него сундучок с головой девушки. На камнях площади светлеют двадцать семь крестов, над ними поднимаются двадцать семь душ казнённых.

Отчаянно пытаюсь сдвинуться с места, пусть хоть упаду с постамента, разобьюсь вдребезги, как камень – все равно. Ничего не происходит. Проклевывается рассвет, поливальная машина смахивает с меня налетевшую пыль, уборщик протирает мою бронзу.

Ничего, все стоят, и я стою. Вон, стоит бравый солдат Швейк, бормочет про себя, пусть было, как было, ведь как-нибудь да было, никогда так не было, чтобы никак не было. Вон коварная принцесса сбрасывает со скалы своих незадачливых женихов, а внизу их уже поджидает водяной.

Проходят годы, бьют часы на площади, смерть звонит в колокольчик, золотой петушок ненадолго разгоняет нечистую силу. Часы отсчитывают срок до конца света, а когда конец света, часы не знают. Знает старый мост, на котором цифры – один-три-пять-семь-девять, и обратно – семь-пять-три-один. В тысяча триста пятьдесят седьмом году построен мост, а в семь тысяч пятьсот тридцать первом году будет конец света.

Ничего, выстою. Все стоят, и я стою. Проходят века, солнце уходит за Карлов мост, бронзовый господин Брауншвейг пишет письмо Марине Цветаевой. Призрак воришки, забравшегося в церковь, все никак не может выбраться, сунул руку в сокровищницу, а чтобы вынуть, надо руку разжать, а жалко.

На берегу Влтавы танцует дом, который построили американцы. Стоим на площадях, на улицах, в скверах, ничего, выстоим.

У Кафки заканчивается рабочая смена, он спрыгивает с постамента, смывает бронзовую краску с лица, спешит домой. Пустой костюм, поддерживающий Кафку, тоже спрыгивает с постамента и спешит домой.

Может, и моя смена скоро кончится.

Ничего, выстоим…

Завтра меня казнят.

Или даже сегодня. Хотя нет, скорее завтра, сегодня им не до того.

А вот завтра точно.

Еще надеюсь на что-то, на какое-то чудо, может, обойдется, может, забудут, может, помилуют, может, поймут, что я был прав.

Смотрю на коллег. Странное такое чувство, они будут жить, а я нет, меня казнят, а их нет. Думаю, что должен делать тот, кого приговорили к смертной казни. Не знаю. Вспоминаю какие-то книги об осужденных, да никогда я не читал никаких книг, не до того было…

Не до того.

Поворачиваюсь к коллеге. Надеюсь на что-то, сам не знаю, на что.

– Чего тебе? – он недобро косится на меня.

– Может… поможешь?

– Чем?

– Ну, не знаю… сбежать.

– А раньше ты каким местом думал?

– Когда… раньше?

– Когда людям правду показывал, когда-когда!

– А что люди, не люди, что ли, правду знать не положено?

– А то сам не знаешь, что не положено.

– Кем не положено?

Мой коллега вздрагивает, мотает тубусом. Не знает. Вспоминает какие-то лекции, какие-то пылкие речи, услышанные где-то когда-то неведомо где и когда.

На наше общество возложена величайшая миссия… одна из величайших миссий закрывать от животных высшие пространства, чтобы…

– А что будет, если они проникнут в эти пространства… высшие? Мир, что ли, погибнет?

Не твоего ума дело, чего там будет, сказано оберегать, значит, оберегать. Нарушил, значит, наказан будешь.

Непонятная злоба накатывает на меня, бесшабашная удаль и ярость.

– И что вы мне сделаете? Вы мне все, вы мне что сделаете?

– Ничего, – отвечает старик в углу.

– И…?

– Люди сами с тобой сделают…

– За то, что я им правду показал?

– Вот за правду и огребешь… по полной…

Брезжит рассвет.

Хлопают двери, полусонные люди заходят в зал.

– Этот вон на утилизацию.

– Чего?

– Телескоп вон тот на утилизацию, чего непонятно-то.

– А чего с ним не так?

– А сам посмотри. Посмотри-посмотри, что показывает-то!

– Ну а резкость-то навести не судьба было? Блин, руки из задницы, не-ет, телескоп у них виноват…

– Да ты посмотри, посмотри, что он показывает-то!

– Да смотрю, смотрю я… ах, ты ж черт… это что с ним?

– То и есть… на утилизацию давай…

– Никогда такого не видел…

– Ну а то.

– А прикольно… так смотришь, там коридоры всякие, туннели в небе расходятся…

Еще бы не прикольно.

– А то оставим прикола ради?

– Те делать больше нечего? Давай… разбирай его на хрен уже…

– На запчасти?

– Да и на запчасти не сгодится… давай его уже… под пресс…