Ева Ли - Дышать больно

Но тогда, утром пятого мая восьмого года, когда все только начиналось, мы обе верили, что все будет хорошо, и мы будем счастливы.

Весь день мы провели на улице: было бесконечно синее небо, яркое солнце, кристально-прозрачный воздух, захватывало дух, и немного кружилась голова. Я показывала ей все свои любимые места в городе, она показывала мне свои любимые места в городе.

Мы дурачились, как дети, мы были счастливы, беззаботны, наивны, мы не думали ни о чем, ни о прошлом, ни о будущем, только о том, что сейчас и здесь мы вместе, мы держимся за руки.

А вечером… вечером, когда играет Роб Дуган, мне становится плохо. А чего я ждала?! Вот чего?!

Список моих болезней занимает не один печатный лист А4, врачи одно время даже делали ставки, до скольких лет я дотяну (за моей спиной, конечно, об этом я узнала несколько месяцев назад, когда уже ни злости, ни обиды на этих врачей не осталось), диагноза нет до сих пор, врачи путаются в показаниях, что мне можно, что нельзя, но в одном они сходятся: никаких нервов, никаких потрясений, никаких авралов, ничего такого, что может вызвать дикую тахикардию вкупе с бешеной аритмией на пару-тройку часов. В лучшем случае.

Мари едва не сходит с ума, видя меня такой, она хватает телефон, чтобы вызвать врачей, я вырываю телефон из ее рук, швыряю на пол, рычу, бессильно рычу, на себя, на свое беспомощное тело, на нее, да на мою подругу я тоже рычу:

– Никаких врачей!

– Но тебе же плохо!

– Как будто впервые, – я хохочу, схватившись за сердце, у меня истеричный хохот, и слезы стекают на пол с моих глаз от боли в груди, я выпиваю залпом даосское пойло, которое я накануне предусмотрительно оставила в холодильнике, рядом лежит листок с инструкцией по применению: «Синяя пиала – сердце, красная – давление, зеленая – если горлом пойдет кровь».

Кровь пошла не у меня, кровь пошла у Мари, когда я чуть отдышалась, когда чуть успокоилась, когда уже смогла о чем-то думать, кроме как «Да где же, твою мать, эти гребаные настойки?!»: матом я ругаюсь только, когда сердце отказывается работать.

Когда я огляделась, стоя на кухне, держась за край стола, чтобы не рухнуть на пол, как подкошенное дерево, я и заметила ее, мою подругу, склонившуюся над раковиной. Ее всю сотрясал безумный кашель, будто она хотела выхаркать свою душу, свои внутренности, что у нее и получалось: в раковину падала кровь вместе с кусками плоти, ее плоти, ее легких.

Ей было хуже, чем мне. Ей было невыносимо хуже, чем мне, то, что у меня, это были сказки для детей, у нее – настоящие ужасы.

Я подбежала к холодильнику, рванула на себя дверцу, она стукнулась об стену, схватила зеленую пиалу – «если горлом пойдет кровь», – при этом попутно снеся на пол какие-то продукты, пакет открытого молока, коробку яиц, мне было все равно, я подбежала к ней.

– Пей! – я тяжело дышала. Она вытерла тыльной стороной ладони свои губы, которые все были в крови, кровь стекала по подбородку, кашель чуть утих, взяла у меня пиалу и залпом выпила, даже не спросив, что это.

Затем снова склонилась над раковиной, я заглянула туда, и мне стало плохо: там лежала моя любимая подруга, ее тело, часть ее легких, ее кровь. Я догадывалась, что это значит. Я не знала, что мне делать, у меня потемнело в глазах: не будет никакого будущего, не в этот раз.

Она открыла кран, полилась вода, возвращая меня к реальности, она смывала свою кровь с раковины, с лица, с рук. Я стояла рядом, ныло сердце, холодильник пищал, чтобы его закрыли, я смотрела только на нее, на ее точные движения, которые выполняли привычную работу.

Когда она закрыла кран и взяла полотенце, чтобы вытереть руки, я спросила:

– Что с тобой?

– Рак легких, – еле слышно, устало ответила она. – Последняя стадия. У тебя?

– Порок сердца, – севшим голосом ответила я.

– Веселая у нас будет жизнь, – Мари горько рассмеялась.

Буду ли я ее вспоминать? Всегда…

…а совсем недавно на жестком диске, разбирая накопившиеся файлы на компьютере, я нашла все ее фотографии, которые были сделаны до меня, до нас, во время нас, мною, ею, нет только фотографий после нее, после нас, после меня.

И снова нахлынули воспоминания, будто их и не было до этого каждую минуту, каждую секунду, каждый мой вдох и выдох, каждый мой сон, каждый момент моей жизни…

Я совсем забыла про эти фотографии, просто выкинула эту информацию из головы, чтобы не было так мучительно больно, будто мне и так не мучительно больно, будто я и так ее не вспоминаю, стоит только мне спуститься в метро, чтобы проехать эти несчастные десять станций от работы домой.