Когда Ньето высказывал свою точку зрения на похороны, Мигеля Фернандеса в кабинете не было. Не выносивший сигарного дыма мэр строго-настрого запрещал курить в помещении, и Мигель был вынужден время от времени выскакивать на просторный, огороженный свежевыкрашенными балясинами балкон. С начала совещания он делал это уже в четвёртый раз. И не только потому, что хотел курить, а потому, что его сильно раздражали тупые ублюдки, пыжившиеся там, в тиши кабинета, в своих просторных креслах.
Кроме Ньето, разумеется.
«Единственный мужик в городе, кроме меня», – в который раз подумал о начальнике полиции Мигель и, облокотившись о балконное ограждение и попыхивая сигарой, отдался любимому в последнее время занятию – грёзам о маленьком гринго.
«Мы с тобой в Голливуде. Идём по красной дорожке, ты артист, ещё юный, но уже сыгравший свою главную роль, я, разумеется, твой агент, тебя выдвинули на „Оскар“, ты машешь рукой восторженным фанатам, они в ответ рвут полицейское оцепление. Я даю интервью, журналисты беспрерывно снимают нас на камеры, вокруг нас – дюжина громадных ниггеров-охранников. Ты бросаешь на меня мимолётный взгляд и в ответ ловишь мой, полный любви к тебе».
Вновь, как часто в последнее время, пришла мысль о похищении – и вновь не обрадовала его. Похищение маленького гринго с целью совместного проживания автоматически ставило целый ряд неотложных и весьма хлопотных проблем, к решению которых Мигель, по крайней мере пока, был не готов.
«Это же не гражданский активист, чтобы тихо убрать его и забыть», – думал он, понимая, что решения лучше, чем классическое усыновление, нет и вряд ли будет.
– Прикончишь Гонсало – и всё, – шепнул ему Ньето, когда Мигель в очередном разговоре поделился с ним своими переживаниями.
– А вместе с ним и Инеситу, – усмехнулся Мигель.
– Конечно, – не раздумывая, сказал Ньето. – Какие проблемы, парень?
– И правда! Что за проблемы?! – саркастически сказал Мигель. – Муж и жена гибнут, ну да, в автомобильной аварии, но тем не менее гибнут, а какой-то Мигель Фернандес тут же предъявляет права на американского белого ребёнка. А если гринго пронюхают? А дон Гаэль?! И у Гуттьересов, кстати, есть дочь.
– Ты удивляешь меня, Мигель, – заметил Ньето. – Во-первых, с гринго всегда можно будет договориться. Во-вторых, с дочкой тоже можно будет договориться. Зачем ей обуза в виде ребёнка?
– Это Мигелито, не забывай, – прервал его Мигель. – Она тут же захочет его усыновить. С первого взгляда.
– Давай будем решать проблемы по мере их появления, Мигель.
– Я не хочу так. Я не хочу так начинать свою жизнь с ним.
– Это единственный способ, Мигель.
– В том-то и дело, что ты прав, Робиньо, и я ненавижу тебя за это, ха-ха-ха. Ладно, я прощупаю почву, как там и что, и, если больше ничего не придумаю, мы начнём действовать. Мы – это ты и я. Ты же не откажешь мне, надеюсь?
– Когда я отказывал тебе, Мигель?
«Когда ты отказывал мне, Ньето? Чёрт! Как же я не люблю зависеть от людей и обстоятельств!» – думал Мигель, вспоминая разговор, состоявшийся между ним и Ньето сразу после его визита в поместье Гуттьересов.
Он потушил сигару кончиками пальцев, засунул её в боковой карман клетчатой сорочки и вернулся в кабинет, где застал Ньето в состоянии бурной дискуссии с овдовевшим прокурором, настаивавшим на том, чтобы полиция провела расследование, а падре Мануэля похоронили за церковной оградой, как и положено хоронить наложивших на себя руки нечестивцев.
– Если поднимется шум, к нам сюда пришлют комиссию, как вы не понимаете! – в который раз увещевал прокурора Ньето.
– Кто будет проверять, где похоронен падре? – вопрошал в ответ прокурор, покрываясь мелким холодным потом и ежеминутно протирая голову большим батистовым платком. – Какой комиссии взбредёт в голову искать его могилу, помилуйте, Роберто! Вы охвачены параноидальными идеями, и они не доведут вас до добра. Может, вам есть смысл обратиться к психоаналитику?
Это предложение переполнило чашу терпения Ньето, и он вышел из себя.
– Это ты кому, жалкое отребье, предлагаешь идти к психоаналитику? – дёргая головой, спросил он. – Это ты мне предлагаешь? Алкоголик и мелкий взяточник, ты жену свою даже трахать не мог, и она сублимировала на падре все свои неудовлетворённые желания. Ты, что ли, будешь указывать мне, что тут правильно, а что нет?
Прокурор побледнел как смерть и попытался что-то сказать, но Ньето не дал ему такой возможности.
Читать дальше