Владимир Фомичев - Записки старой легавой

Положенное до кромешной темноты время я носилась, как угорелая, а сотоварищи мерзли и боялись меня потерять.

В результате хозяин проворонил двух вальдшнепов, которые, не будь дураками, тянули молча, стиснув клювы. Выместить свой гнев на моей костлявой заднице папаше не удавалось: как ни манил, я не входила в зону досягаемости сапога-заброда.

От позора его спасло отсутствие трофеев у невеселых компаньонов.

Тоску умирающего дня развеяла драка подруг-дратхаарш из-за моего ошейника. Чара билась за девайс как за свой! и в результате откусила товарке кончик уха.

Это событие отвлекло хозяина настолько, что он позабыл (или простил?) мои недавние шалости.

Возвращались молча. Каждый переживал о своем.

Рутинный ужин, те же физиономии на экране телевизора, знакомые кости под одеялом.

«Пусть тебе приснится роща золотая…»

Будильник прозвонил в 4.40 a.m. Мне это перестает нравиться. Неужели для свиданий нельзя выбрать более поздние часы? Ну, я понимаю еще вечером: закат, полутени, шорохи, то да се… А спозаранку-то с какого перепуга метать стрелы Амура? О, как! Стихами заговорила. Воистину, с кем поведешься… Легче, Сьюзи, легче – так и до морального разложения рукой подать. А там вино, табак, легкомысленная музыка, порочащие связи…

Мой глаза прикрыл, ладошки под подушку – может, пронесет?

Тик-так, тик-так…

Зашевелился. От упрямый! Пошла будить бабулю.

Вы когда-нибудь ходили след в след? Будто индейцы на тропе войны? Нет? Тогда вы меня не поймете. Объясняю: первым идет Сам, за ним трусит бабуля, я прикрываю тыл. А на болотах хлама… И человеки, и бобры, и ураганы сделали все, что могли, дабы затруднить наше передвижение. Ступать надобно тихо, по возможности бесшумно, иначе спугнешь амурные ожидания плоскоклювых.

У самой помойки потревожили-таки влюбленную парочку кряковых уток. Первой под выстрел жених пропустил невесту (все мужики одинаковые). Но Мой-то – боец бывалый (пробу ставить некуда) – палить не стал. И правильно: глядишь, д е вица обабится да и принесет к осени выводок горластых ластоногих.

«Джентльмена» также не тронули. А зря! Уж я бы ему всыпала по первое число за всех обманутых и недолюбленных.

Затем хозяин полчаса с перекурами изображал из себя тоскующую кряковую вдовушку, потерявшую всяческий стыд и срам (проникновенно дул в манок). Я с удивлением наблюдала за театром одного актера: выходило страстно, но неправдоподобно. По части бесстыдства – да! Отдаю ему должное – Станиславский оценил бы, а вот касаемо тех трепетных нот, какие хоронятся в самой глубине женского сердца – нет, «не верю!».

Короче, селезни разделяли мою точку зрения и потому близко не подлетали, предпочитая партеру галерку.

Не солоно хлебавши вернулись на законные шесть соток.

Кое-как позавтракав, сели писать дневник. Я диктовала. Не то напишет такое, что и в глаза люд я м стыдно смотреть будет. Читатели, хотя и разные – всем не угодишь – но все же перцу поменьше, поменьше клади. Откровения хороши у стоматолога и в церкви, публичным персонам сия роскошь непозволительна. Бывает, откроешь душу: так, мол, и так. Да, припрятала, схоронила на «черный день» (живем-то, как на вулкане), тут же и попрекнут. Или даже, экспроприируют… последнее. Одним словом, скверные людишки, завистливые. Нет бы самим порасторопнее быть, не сидеть, сложа руки – глядишь и наступило бы всеобщее благоденствие. Когда каждый сыт да ухожен, и настрой иной, и здоровье богатырское. Хотя, у чужой суки все одно ноги длиннее казаться будут – такова уж природа любой живой материи.

Впрочем, я отвлеклась.

До вечерней тяги Сам по хозяйству колотился: красил, убирался, опять красил, снова убирался. Бабка Фани рассказывала, что в прежние годы он совсем иначе себя вел: встанет спозаранку, глаз «заточит» и – на охоту. До обеда, а бывало и до ужина, бродил с нашими предшественницами (у него страсть к легавым) по лесам и полям в поисках охотничьего счастья. В быту довольствовался малым: печь-буржуйка да нары с мешком спальным. Из еды: тушенка пресловутая, луковица и «черняшка» недельная. Кашу не ел, супы не варил. Собачке геркулес запарит, мясо покрошит – и вся недолга. Из белковых он, не травоядный.

Да-с. Бабка многое помнит, еще больше – слышала. Но делится не всегда – по настроению. Она у нас с характером. Среди охотников кличка – Профессорша. Любое поле за три/четыре дня, не моргнув глазом, от дичи вычистит. Ей что кабан, что перепел – все в радость. Эх, мне бы так…