Станислав Афонский - За други своя. Повести

Оба ехали при бородах. Виктор по моде. Радослав по необходимости, а вовсе не для романтического облика. Просто был с ним случай, когда солнце украсило его физиономию ярко-красным болезненным ожогом, отразившись снизу от зеркала белого снежника. На фоне ожога декоративно выделялся отчетливой белой полосой след крепежного ремня каски. Оригинально и красиво, но очень уж неприятно. От бритья на несколько дней пришлось отказаться, отросла щетина, да потом так и продолжала расти, пока не превратилась в бородку несколько пижонского вида. Радика это обстоятельство слегка огорчило, но делать было нечего – борода формировала себя самостоятельно. До марксовых размеров Радик доводить ее не собирался, позволял расти, лишь иногда критически на нее поглядывая. Борода защищала от ожогов, утепляла, как никак, и избавляла от необходимости скоблить подбородок и щёки каждое утро вместо каких-нибудь других, более приятных, занятий.

Открытое лицо Виктора поверх бороды украшали очки, которые очень ему шли. Виктор приземист и широкоплеч – таких в старину на Руси называли ширяями. Смел в уличных драках, разухабист, в компаниях весел, фанат джазовой музыки, сам на чём-то играет – и это все о его характере, что было известно Раду. И еще он был студентом политехнического института. Радослав работал на оборонном авиационном заводе, настолько секретном, что все мальчишки, жившие окрест завода, знали о том, что там делают. Сложение имел пропорциональное и симметричное, пользовался успехом у женщин, они у него тоже, но пока не настолько еще, чтобы покончить с этими успехами, остановившись на какой-нибудь одной…

Вот и поселок Эльбрус. Название его местные жители произносят с ударением на первом слоге. Особых архитектурных украшений это горное поселение не имеет, привлекая к себе альпинистов главным образом тем, что здесь можно купить какие-нибудь бесхитростные деликатесы, сигареты и пиво, впрочем, альпинистам противопоказанное… За поселком сразу же – мост через реку Баксан, гремящую по камням изумрудной прозрачности водой. Справа в белоснежных королевских мантиях с черными скалами вместо горностаевых хвостиков, горы. Рядом с мостом красавицы-сосны из песни «Баксанской первой» – «стройный лес Баксана». Вверх- вправо уходит до самого Эльбруса Баксанское ущелье. Вверх-прямо – ущелье Адыл-Су, впадающее в Баксанское грациозной речкой того же названия. Оба ущелья упираются в заснеженный и бронированный ледниками Главный Кавказский хребет.

А автобус, между тем, уперся перед мостом в стадо овец… Эти кроткие животные выстроились вдоль шоссе плотным неподвижным шерстяным блеющим клином. На вершине клина, воткнувшегося в столб ограждения возле моста, – вожак стада – баран, прикинувшийся вдруг скотиной, объятой диким ужасом перед с розового детства знакомой речкой: не пойду и баста. В овечьем стаде дисциплина несокрушима, как ослиное упрямство. Поперед батьки или через его голову не посмеют сунуться ни одни копыта, подставленные под овечью душу. Вот и стояли эти блеющие души непроницаемой массой. Истошные гудки автобуса на окаменевших животных – никакого впечатления. Так же, как и пинки чабанов, пытавшихся пробудить овечий разум не только физическим воздействием, но и виртуозным русским матом. Пассажиры беззлобно смеялись.

Не до смеха было Радику с Витей. Оба срочно – до отчаянности срочно, нуждались… Нужда возникла еще в городе Баксане, но реализовать ее не хватило времени – уходил автобус. В Тырныаузе, где автобус стоял посреди городка, ни места, «куда не зарастет народная тропа», ни самой тропы, ни кустов, ни сараев на худой конец, не нашли, как ни старались. Тропа, вероятно, все-таки заросла… От Тырныауза до поселка Эльбрус автобус тащился часа полтора и к нему наши друзья прибыли уже в критически взрывоопасном состоянии. До выхода из автобуса в долгожданную дикую природу оставались считанные минуты, и на тебе – эти идиотские бараны… К гортанным матюкам пастухов присоединились мысленные матюки наших героев – именно героическими были их нестерпимые муки. Наконец, одному из пастухов удалось прямо по овечьим спинам добраться до вожака. Гнусную скотину за шиворот подняли в воздух и вышвырнули, как пустой бурдюк, на другой конец моста. В ту же секунду шерстяной поток, тряся курдюками и хвостами, хлынул следом. Автобус двинулся с места…

– Я думал, сейчас речка из берегов выйдет… – Утерев со щёк обильные слёзы облегчения выдохнул Радик.