Андрей Козырев - Космос Крым. Повести

Стою один, смотрю на море, вспоминаю стихи Максимилиана.

Небосвод выгнут, подобно увеличительному стеклу. Кажется, сквозь него можно рассмотреть собственную душу, такую же огромную и яркую… Море, действительно черное, зыблется тихо. Волна настигает волну в вечной своей гонке к побережью…

Где-то раздаются звуки музыки. С башни я вижу соседние улицы: музыкант, сидя по-турецки на циновке у стены покосившегося домика, поёт под гитару:

Женщина, возвращающаяся с пляжа, как была, в купальнике, накинув только плед на загорелые, почти медные плечи, тихо подпевает ему. Мужчина рядом с ней подхватывает песню, она улыбается в ответ…

Откуда-то доносится детский смех. Мальчишки играют в мяч на морском побережье.

Песня продолжает звучать…

Я стою на волошинской башне. Прикрываю ладонью сверху усталые глаза, всматриваюсь в морской горизонт… В памяти всплывают строки:

Небо над Карадагом начинает алеть. Багровые облачные стрелы ползут по небосклону. Кроны деревьев колышутся под порывами ветра, то возрастающими, то ослабевающими… Море дышит. Воздух пьянит меня, заставляет голову кружиться. Сердце бьется в груди в такт порывам ветра….

Удар… ещё удар…

Почему-то вспоминается Сибирь, золото сентябрьских листьев, клонящаяся под ветром береза у моего дома… Таким же ясным осенним утром лет десять назад я шёл в школу, повторяя про себя впервые прочитанные строки поэта:

А ветер становится все сильнее. Кара-Даг, черный на фоне багровых облаков, начинает приобретать грозный вид… Снизу, из двора Волошинского дома, доносится гнусавое чтение стихов:

– У коктебельских девчонок – самые длинные пальцы! У коктебельских юношей – самые крепкие яйцы! Они за прилавком стоят, прохожим твердят: «Нет сдачи, нет сдачи. Смерти нет. Мама на даче!»

Раздаются аплодисменты.

В моей опьяненной закатом голове возникает мысль: не прыгнуть ли мне сейчас с волошинской башни на голову чтецу? Хорошая смерть, достойная поэта… А к чему ещё стремиться?

Ветер бьет в лицо. Довольно, хватит с меня безумных переживаний. Так терять контроль над собой нельзя…

Медленно спускаюсь с башни по винтовой лестнице. Грозные тучи набухают в небе… Наверное, будет гроза.

Как это описывалось в «Слове о полку»:

Здесь ведь рядом, над Сурожем, гремела крыльями Обида-дева… Здесь это происходило, в Крыму. В Киммерии древней. У моря Черного…

Вечером мы с Дашей едем в аэропорт. Там, в зале ожидания, сталкиваемся с гостем фестиваля, нефтяным магнатом из иракского отделения «Газпрома», по совместительству – поэтом и известным меценатом. В ожидании рейса завожу с ним беседу. Напоминаю, что поэзия в большой нужде. Описываю, какие проекты я мог бы провернуть в Сибири, будь у меня средства… Меценат хладнокровно достает чековую книжку, выписывает мне чек на тысячу долларов и идет на свой самолет. Мы с Дашей, довольные донельзя, вылетаем в Питер.

В Петербурге мы оказались к ночи. Надо где-то остановиться. Даша всю дорогу хвалилась: «У меня в Питере есть друзья, у них заночуем». Но, когда с аэропорта она позвонила друзьям, оказалось, что это вовсе не друзья, а случайные знакомые (один раз они были на концерте самодеятельности, где выступала Дашина дочка, и обменялись с Дашей телефонами), что они живут не в Петербурге, а в Выборге и сейчас находятся на даче.

– Ну ничего, – спокойно заявляет Даша. – Деньги у нас есть, поедем в отель. Такси-и-и! Где тут таксисты? Вы таксист? Нам в отель надо. В какой? Да все равно, какой получше.