Андрей Козырев - Космос Крым. Повести

После прилета мы снова взяли такси в аэропорту. Высокие цены на такси в Крыму, однако, – 100 км за десять тысяч рублей проехали. И то едва таксиста уговорили… Причудливый он был мужик. Всю дорогу расспрашивал нас о литературе (оказалось, что Даша ничего не знает о Волошине, я один отвечал на его вопросы). В промежутках между высокоучеными беседами таксист спел «для двух поэтов» песню о себе самом (собственного сочинения), накормил нас в придорожном кафе (за наш счет, разумеется), сам поел, сводил нас к местному монастырю, показал, где монашки по ночам купаются. В общем, культурная программа была весьма разнообразной. Самым же ярким впечатлением моим стал тот обнаружившийся по приезде в гостиницу факт, что бесплатное такси от отеля ждало нас всю ночь в аэропорту.

Обилие впечатлений вдохновило меня, и фонтан словесного творчества, находившийся у меня во рту, прорвало. Самым натуральным образом. ещё бы – битый час ночью в тряском «жигулёнке» по горам прыгать… Что поделаешь – естество такое.

Еще в такси я сразил водителя фразой: «Водитель должен любить свою машину, как женщину, но не должен ездить на женщине, как на машине». Он эти слова записал на бумажке. А вид первого коктебельца, шедшего навстречу нашему авто, вдохновил меня на экспромт:

В гостинице, глядя на мирно дремлющий персонал, я сложил ещё один верлибрик:

Всё-таки атмосфера здесь, в Крыму, для творчества хорошая.

Рано утром, пока Даша безмятежно похрапывала в номере, я совершил первую прогулку по городу. Коктебель был подобен книжке с яркими картинками, которые невозможно забыть. Так, у входа в город сидело трое нищих с табличками: «Нищий», «Настоящий нищий», «Реально настоящий нищий». Вот так бы сделать в Союзе писателей…

Проходя по набережной, я наткнулся на классический образец черноморского джентльмена: парень лет двадцати пяти шел по улице в черном пиджаке, брюках, белой рубашке и шляпе, но – босиком. В руке он нес старые кеды. Увидев меня, юноша манерно поклонился до земли и прозмеил: «Здрас-сь-те!» Видимо, почувствовал во мне приезжего. Я и сам вскоре научился мгновенно отличать местных жителей от отдыхающих – по взгляду: у туристов он – бессмысленно торжествующий, а у коктебельцев – нагло выпрашивающий.

В центре я долго глядел на столовую с интригующим названием «Кафе Икс» и рекламным слоганом на вывеске: «Заиксуй у нас!» Посмеявшись вдоволь, я решил перекусить здесь. Для этого потребовались украинские гривны. Я спросил у прохожего, где здесь банкоматы. «Да на каждом углу!» – воскликнул он. Это было правдой: банкоматы находились на каждом из трех углов треугольного в плане города, и дойти до них было трудновато. Но я все-таки раздобыл гривен и купил себе и Даше на завтрак большую пиццу с морепродуктами. В целом утро удалось.

Формула Крыма

Море – это бывшее небо,

сброшенное на землю

за излишнюю синеву.

Синие леса на склонах гор —

это бывшее небо,

упавшее семенами дождя

и проросшее сквозь землю.

Облака в вышине —

это бывшее небо,

сгустившееся, как мороженое.

И человек здесь —

это тоже бескрайнее небо,

еле-еле поместившееся

в теле обезьяны.

Вечером состоялось торжественное открытие фестиваля. Я пришел на него один, оставив Дашу в гостинце и накупив ей еды: не хотел, чтобы меня заметили на открытии с чужой женой, непонятным мне самому образом ко мне прибившейся. Но Даша каким-то образом сама нашла дорогу к Волошинскому дому. Я заметил её присутствие не сразу, а только тогда, когда во время исполнения музыкантами «Гностического гимна Деве Марии» за спиной у меня послышался шёпот: «Боже мой, что за галиматья!» Из гостей фестиваля такое могла сказать только Даша, в жизни не прочитавшая ни строчки из Волошина.

После открытия фестиваля был назначен банкет. Мне удалось занять место за столом напротив моего тёзки, знаменитого Андрея Критова. Я воспользовался этим шансом, чтобы завязать знакомство. И завязал. Крепче Гордиева узла. С помощью развязавшегося языка. За 15 минут я произнес для Критова десятка три тостов, при этом Критов пил знаменитый местный коньяк, а я – вишневый сок, по цвету от коньяка не отличавшийся. Я предполагал, что таким образом сохраню над собой контроль, и меня весьма удивило то, что после тостов мне с трудом удалось встать на ноги. Более того, в голове раздавался какой-то странный шум, и мне хотелось обнять весь мир. По причине необъятности последнего обнял я только какую-то черноволосую красотку, сидевшую рядом. И только после этого, как порядочный мужчина, спросил, как её зовут. Оказалось – Яна. «И меня, как янычары, покорили Яны чары», – вспомнил я строки одного омского поэта. Прокричал их на весь ресторан. Помню, что Яне это вроде бы понравилось… Больше не помню ничего. Утром, проснувшись в своем гостиничном номере, я нашел у себя в постели листок со стихами, написанными, по-видимому, ночью: