Не только о пиджаке
Стихотворения
Андрей Козырев
© Андрей Козырев, 2018
ISBN 978-5-4490-8024-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Андрей Козырев – поэт настоящий. Потому что жив он – речью. Потому что его слова – частицы речи. Потому что его стихи – существуют в стихии речи. Русской речи. Именно русской. Всеобъемлющей, уникальной, поистине грандиозной – по своим возможностям. Восприимчивой – и независимой. Строгой – и раскрепощённой. Щедрой на откровения. Сулящей постоянные открытия. Зовущей за собою – вперёд, вглубь и ввысь. Являющей собою – дар свыше. Свободной. Родной.
В стихах Козырева явь и фантазия, повседневность и мечта, тонкий лиризм и эпический размах, медитация и своеобразная игра, философские рассуждения и чудесный наив, деликатная ирония и максимальная искренность, пристальное внимание к деталям и смелые обобщения, жизненный опыт и желание осмыслить и выразить тайны бытия, да и многое другое, все компоненты его поэтики, весь арсенал его средств изображения, весь этот ясный свет, пронизывающий стихи, сохраняющий их, земной и небесный, весь этот строй, музыкальный, певучий, звучащий везде и всегда, весь этот мир, создаваемый в непрерывном движении, – существуют в неразрывном единстве.
Со словами высокими, даже порой патетическими, – дружны слова совершенно будничные, придающие стихам замечательную достоверность. Не случайно Иннокентий Анненский утверждал, что будничные слова – самые сильные. Иногда слова Козырева совершенно естественно становятся просто музыкой – как в верленовских «Романсах без слов»:
Утоли мои печали
Светом солнечного дня,
Стуком маленьких сандалий
На дорожке у плетня,
Детским смехом, чистым взором,
Неспешащим разговором,
Красотой всея Земли
Жажду жизни утоли…
Но притяжение земли, знакомой почвы, велико – и вот его, как Антея, после всех полётов и воспарений тянет вниз, ко всему, среди чего он вырос, где живёт, к его нынешней среде обитания:
…Много есть дорог на белом свете,
Много предстоит мне повидать,
Много городов развеет ветер,
Так, что и следов не отыскать,
Но о том, что видел в колыбели
Вечно помню – с болью и трудом:
Достоевский. Белые метели.
Чёрная река и Мёртвый дом.
…А потом – звучит новая песня. Или – сказка. Или – обращение к предшественникам, переосмысление их стихов. Или же – возникают свидетельства того, что происходило ранее или происходит сейчас, и на этом фоне отчётливо слышен голос очевидца событий, и дыхание летописи ощутимо тогда в каждой строке, ну а может быть, это – светопись, вопреки злу, во имя добра:
Бог поцелуем мне обуглил лоб,
И мне плевать, что обо мне болтают:
Какой неряха, чудик, остолоп, —
Пиджак цветёт, и валенки сияют!
Грусть и радость, изумление и восторг, разумная сдержанность и выплески чувств, отчаяние и счастье, вера, надежда и любовь, – и всё это, с прерывистым или ровным дыханием, с чутким слухом, с ежесекундным, пристальным взглядом в происходящее, – жизнь, и творческий диапазон Козырева необычайно широк, и ему необходимо говорить, потому что ему есть что сказать людям.
Вот и я говорю. О том, что Андрей Козырев – поэт настоящий, говорю я всем современникам, людям двадцать первого века, пишущим стихи и любящим стихи, да и тем, которые когда-нибудь ощутят присутствие поэзии в нашем непростом, как и прежде, мире, потянутся к ней, как на некий зов, и станут её приверженцами, – говорю открыто и прямо. И слов своих, сказанных ныне, я на ветер, как и всегда, ибо речью я жив, не бросаю.
Владимир Алейников
В запретном городе моём,
В оазисе моём —
Аллеи, пальмы, водоём,
Просторный белый дом.
Туда вовеки не войдут
Ни страх, ни суета.
Там жизнь и суд, любовь и труд
Цветут в тени Креста.
Там тысячью горящих уст —
Лиловых, огневых —
Сиреневый глаголет куст
О мёртвых и живых.
Там полдень тих, там зной высок,
Там всё Господь хранит —
И прах, и пепел, и песок,
И мрамор, и гранит.
Там миллионы лет закат
Горит во весь свой пыл,
Там голубь осеняет сад
Шестёркой вещих крыл.
Читать дальше