Леонид Рожников - Ева - сборник рассказов

Прощаясь с Мариной на Чистых прудах, Вадим почувствовал странную ноющую боль в том месте, где, по его представлениям, находился желудок. Внезапно боль сделалась нестерпимой и вместе с нервами свилась в клубок, который кто-то потянул из него наружу. Молодой человек побледнел и отступил от подруги, оказавшись на пути людского потока, стремившегося на улицу сквозь тяжелые раскачивающиеся двери метро. Получая от выходящих толчки и проклятия, Вадим хватал ртом воздух, вышаривая руками несуществующую опору. Солнечный день стал меркнуть, погружаясь в безмолвие. Страдание достигло невозможной степени, и он уже собрался валиться под ноги толпе, как все прошло, будто и не было, комок внутри распался, со всех сторон на него обрушился шум улицы – крики, трамвайный лязг и воробьиный гвалт.

– Да что с тобой?! – Слова наконец соединились со смыслом. – Тебе плохо?!

Марина и сама от волнения перешла на крик.

– Не знаю. – Вадим тяжело дышал, покрываясь испариной. – Какой-то приступ.

– Ты белый как мел! – Вцепившись в рукав, девушка потащила его к скамейке на бульваре.

– Подожди… – Вадим расправил плечи и покрутил головой, – прошло вроде, – но все-таки присел на чугунные кружева скамейки, сложив, как ребенок, руки на коленях. Глубоко и осторожно вдохнув несколько раз, он расслабленно улыбнулся.

– Тебе надо к врачу! Тебе надо к врачу! – как заведенная, повторяла Марина, не выпуская его рукава.

– Нет. Все прошло. Спасибо тебе!

Вадим поцеловал девушку в щеку.

– Уверен? Ты уверен?

– Да. Иди, а то опоздаешь.

Марина не уходила.

– Иди! – Теперь ему хотелось побыть одному. – Да я правда в порядке, – натужно улыбаясь, добавил он. – Все прошло.

Она прижалась к нему, обвив руками шею, встала и сделала несколько неуверенных шагов по направлению к метро.

– Ты сразу звони, если что! – крикнула девушка, поравнявшись с памятником Грибоедову.

– Иди, иди! – Он выразительно постучал по часам.

Днём Вадим старался не вспоминать о случившемся, и только требования записаться в клинику мешали ему чувствовать себя, как раньше. «Ну зачем врач? – думал он, с раздражением нажимая буквы на экране. – Нет здоровых людей, есть недообследованные. Поболело – перестало, чего ж теперь?»

Марина спорила, обижалась, но в конце концов все успокоилось и забылось.

Новый приступ случился в субботу вечером, когда Вадим и Марина смотрели «Щелкунчика» в Большом театре. Шло первое действие. Луна осветила волшебным светом сверкающую елку. Игрушки ожили и с топотом полезли на дерево. Из-за кулис показался Дроссельмейер. В этот момент по животу опять разлился подлый холодок, и Вадим испуганно покосился на Марину, но та, блестящая и счастливая, следила за сценой. Пуще боли почему-то страшась разоблачения, он забормотал бессвязицу про важный звонок, выхватил из кармана телефон и пригнувшись побежал по ногам к выходу. За дверью партера перевел дух и снова бросился бежать, сначала по пустому скругляющемуся коридору, отражаясь в череде ампирных зеркал в золотых рамах, потом, перепрыгивая ступеньки и еле сдерживая рвоту, вниз по лестнице. «Абсурд какой-то», – подумал он, опускаясь на колени перед унитазом под доносившийся сверху «Вальс цветов».

Впервые в жизни ему было так плохо. Через десять минут непрерывной рвоты из пустого желудка извергалась только желчь, но облегчения не наступало, и он все ревел и ревел, обхватив руками стульчак. Вдобавок сознание его разделилось, и в то время как один Вадим буквально выворачивался наизнанку, другой фиксировал странные детали в обстановке и даже подтрунивал над первым: «Да что же это такое?!» – возведя слезящиеся глаза к сортирному потолку, вопрошал блюющий. «Не любишь ты балет, вот что», – ответствовал ироничный. «Когда, мать вашу, это кончится?! – стонал первый. «Еще даже антракта не было!» – отвечал второй. «Это же … какой-то!» – удивлялся один. «Разлегся тут и сквернословит», – комментировал другой, но оба сошлись на том, что врачу показаться все-таки стоит.

Далеко наверху взорвался аплодисментами зал. Вадим представил антракт, приближающиеся голоса театралов и перестук каблуков по кафелю. Собравшись с силами, он встал, зачем-то застегнул на верхнюю пуговичку пиджак и вышел из туалета. На лестнице еще никого не было – только Марина, не отрываясь, смотрела с площадки на открывшуюся дверь.

– Какая-то хрень, – произнес Вадим извиняющимся тоном. – Поехали в «Склиф».

Как он и предполагал, приемное отделение больницы находилось не со стороны Садового кольца, а в Грохольском переулке. Мигающая «скорая», указав направление, нырнула в тоннель под здание, а молодые люди прошли через стеклянные двери на первом этаже к единственному работающему окошку с надписью «Регистратура». Охранник за турникетом привстал, но, оглядев вошедших, опустился обратно в кресло-развалюху, не сказав ни слова. Людей почти не было. На сиденьях клевал носом худой старичок в ушанке, обложенный турецкими клетчатыми сумками, и рядом с окнами, прислонившись спиной к стене, кого-то дожидалась девушка-женщина в перекосившейся поношенной шубе, из-под которой проглядывала домашняя затрапеза. Не переставая пережевывать жвачку, она внимательно осмотрела Марину и снова углубилась в чтение телефона.