– Понимаешь, какое дело, – сказал он, сразу включая вторую передачу. – Я мужик, хоть и потрепанный жизнью, но порох в пороховницах еще есть, и лицом природа не обидела.
– Усы и, правда, богатые, – подумал я, впервые внимательно став разглядывать водителя.
– Мужику одному никак нельзя, вот и стал клинья подбивать к женщинам помоложе, – талдычил свое Валера. – Какие же они сейчас недоступные, браток. Раньше в очередь выстраивались, лишь бы замуж взяли, а сейчас нос воротят. А у меня машина вон своя есть, деньжата порой водятся, да и таблетками пока не пользуюсь, жизнь миловала. Ну почему так?
– Каждый случай – частный, – ответил я, тоже подкурив сигарету и открыв маленькую щель в окошке ручкой на двери. – Сейчас все стараются строить карьеру. Некогда им замужем быть. Некогда рожать. Очень разборчивые стали. Осторожные. Вон, моя жена такая же. Рожать пока не хочет. Говорит, годика через три, не раньше.
– И сколько ей? – спросил водитель, хмуро посмотрев на меня в зеркало заднего вида.
– Двадцать два.
– Так шли ты ее куда подальше, – отрезал Валера. – Толку с нее не будет никакого уже.
– В детях, что ли, весь смысл? – запротестовал я. – Придет время, родит.
– А в чем же еще, как не в детях, браток? – упрекающим голосом, спросил он. – Когда муж и жена любят друг друга, – они рожают детей. Дети – смысл и итог всей любви. Мне моя первая жена дочь в восемнадцать лет родила. Я гулял, пил, бил ее почем зря, а она все равно родила. Ну, загулял. С кем не бывает.
– Давить бесполезно на нее, – уставившись в окошко, проговорил я.
– Будь мужиком. Приди домой и скажи ей прямо в лицо. Либо заводим ребенка, либо я от тебя ухожу.
– Мне не нужны другие.
– Я таких девиц, как твоя, знавал. Пока тепло и сыто, они рядом, как только обратное, уже и след простыл.
– Она не такая.
– Ну-ну, – проворчал Валера, хлопнув со всей дури болтающейся крышкой бардачка, действовавшей на нервы, видимо, нам обоим.
Больше водитель Валера не проронил ни слова. Остальной отрезок пути мы ехали молча.
Машина подкатила к пятнадцатиэтажному дому, который ничем не отличался от сотен других железобетонных коробок Москвы. Выглядели они мрачно и зимой, и летом, как огромные больничные корпуса, в которых люди обречены страдать от тоски и одиночества до конца жизни. И неважно, сколько с тобой человек живет рядом. Ведь от количества медперсонала в больнице твое одиночество также не проходит.
Андрюха с Ленкой купили в такой коробке новую квартиру по ипотеке, как молодая семья. Родители Андрюхи вносили половину суммы каждый месяц, так что на жизнь хватало.
Всё, приехали, – сказал Валера. – С тебя, брат, как и договаривались, тысячу рублей.
Я полез в карман и тут понял, что кошелек остался в портфеле. В пальто нашлось лишь двести рублей. Сдача с покупки сигарет.
Извините, но денег у меня всего двести рублей. – Дайте мне свой номер карты или телефона, я вам завтра же перечислю. Или подъеду, куда скажете, отдам.
Водитель со скрипом открыл дверцу и вылез из машины. Я тоже вышел.
Ты что же делаешь? – каким-то уставшим голосом спросил шофер. – Я тащусь сюда, а ты, значит, вот как? В уши мне льешь про какую-то любовь, а у самого денег нет? Да я во времена Союза, работая на рыбном заводе, мог весь ресторан гулять неделю!
Ну, нет у меня денег с собою. Забыл дома. Я не обману, даю слово.
Давай свои двести рублей, – протягивая руку, сказал он. – Мне твое слово ни к чему.
Я достал из кармана пальто две мятые сотенные бумажки, видавшие виды, и отдал ему.
– Диктуйте номер, – вытянув из другого кармана телефон, сказал я. – Завтра же остальное перечислю на баланс.
Водитель, ничего не ответив, двинул мне кулаком по лицу. Скажу честно. Мой телефон уже лежал на снегу, когда мое тело только заваливалось покрасивее на бок.
– Какой ты мужик, а? – сплюнув в мою сторону, подытожил он. – Поэтому и баба твоя тобой вертит, как хочет.
Он сел в машину и умчался, обдав мое пальто грязным снегом из-под колес. Я еще успел заметить, что задние покрышки совсем лысые.
Скула начала неметь.
«Сильно же он меня, – подумал я, рыская рукой в поисках мобильника. – Как в понедельник идти на работу?»
Я поднялся с земли и стал отряхиваться от снега, как вдруг услышал за поворотом протяжный визг тормозов и следом глухой удар. Потом ночь оглушил женский крик, больше похожий на отчаянный вопль. У меня екнуло под сердцем.
Ветер, до этого резво носившийся между мусорными баками, как одичалый кот в погоне за собственным облезлым хвостом, вдруг на мгновение замер, а потом тут же устремился за поворот, словно бы испугавшись стука моего сердца.
Читать дальше