Иван Петров - Нарги. Социальная утопия

О силе и харизме говорить не приходилось. Виктор не был публичен. Но как самому близкому человеку для Натальи ему просто поверили. В конце концов, Сашку ведь удалось отбить у системы, и жена сгорела не зря.

Наталья всерьез, с пониманием готовилась к акту возмездия. Она не только просчитала наперед действия властей, но и позаботилась о любимом. Чтобы сократить время страданий после своей гибели, женщина уничтожила и память о себе в артефактах повседневности. Она собрала все свои вещи, даже уличные, и разместила их в спальне. Бомба, сконструированная из комнаты, была безупречна в своем инженерном решении. Биофак МГУ давал фундаментальные знания по химии. Химия взрыва описывалась простыми формулами, и воплощение ее в реальность было тривиальной задачей для выпускника университета. Наталья понимала, что скоротечность химических реакций не оставляет времени на страдания. Чтобы реально испугаться и осознать боль ожогов, нужно хотя бы пару секунд. Но их при взрыве просто нет. Это время для него – вечность. Смерть при взрыве наступает со скоростью отстрела подушки безопасности при лобовом столкновении автомобилей. Это реально быстро, за гранью осознания. И если при аварии через минуту понимаешь, что еще жив, то при взрыве ты даже не успеваешь почувствовать, что тебя больше нет. Гуманный процесс, безболезненный.

Спустя год после трагедии Виктор продал квартиру и выехал с сыном в Грецию навсегда, как когда-то и предлагала Наталья. Мечта его жены осуществилась. Но одна из женщин-помощниц была теперь с ними.

В стране запретили аборты, приравняв их к умышленному убийству. Федеральный закон был принят быстро, без дискуссий, в первом чтении. Все фракции поддержали инициативу нарги единогласно, даже националисты. Люди у власти хотели не столько контролировать, сколько регламентировать частную жизнь. Крылатая фраза президента «Проблемы общества зарождаются в семье» была воспринята серьезно и на должном уровне.

День ото дня плод разрастался в утробе, что конечно не могло не огорчать отца ребенка. Дурочка была беременна. Она считала Гаджи своим мужем, и он пользовался ее заблуждением. Это использование, в его понимании, русской девушки по прямому назначению принесло, как говорится, свои плоды. Сомнений, что она залетела от него, не было. Как только он объявил Светлану женой, то первым делом сменил замок входной двери. Это было сделано, чтобы чужаки больше не ходили на их жилплощадь. Ранее, до Гаджи, как выяснилось, дубликаты ключей были в свободном обращении среди гастарбайтеров района. Мужчины являлись каждый день без звонка. И если девушка была занята, то спокойно, в беседах с очередниками пили чай на кухне в прикуску с сахаром или печенюшкой. Школьница любила, как все дети, сладкое.

– Любимый, у нас будет сын.

– Ты так решила или врач сказал?

– Врач сказала: сын или дочь, но пока не понятно.

– Так с чего ты взяла, что сын?

Гаджи несколько раз провел рукой вверх-вниз по небольшому твердому животику девушки, едва касаясь его кончиками пальцев.

– Милый, мне сон снился. Ты и сын на конях в степи уходите за горизонт, к солнцу, в закат. Я остаюсь одна, звезд нет, луны нет. Совсем одна. Холодно и страшно.

Глаза Светы заблестели, губы распухли, и слезы потекли через нос. Девушка громко высморкалась в руку и раскрыла ладонь:

– Смотри, мне плохо, не забирай сына в свою страну. Я буду плакать каждый день.

– Прекрати ныть, умойся и не сморкайся так. Это некультурно. В Москве живешь.

– Обещаешь не забирать его от меня? – В ее глазах застыла тревога.

– Дура, да? Ведь мы семья, будем жить втроем всегда! А теперь бегом в душ, и все там в трусах подготовь к приему мужа. Мне надо тебя.

Беременность, как и новый федеральный закон, не входили в планы Гаджи, но откреститься от них не было никакой возможности. Он заблуждался относительно того, что ущербные умом женщины не могут иметь детей. Так говорила его тетка, но и она, как выяснялось теперь, могла ошибаться, несмотря на возраст и уважение большинства односельчан. Гаджи прекрасно знал, что русские женщины всем другим методам контрацепции предпочитают аборты, и никогда не пользовался презервативом. Он входил с любой стороны в незрелое тело и тратил семя без остатка, беречь его было не для кого.

Беременность Наргиз подходила к концу, и она уже неделю не ходила на работу, не выкладывалась перед своим другом на стол для разделки рыбы. Ее женское существо просило тактильной заботы, но супружеские обязательства больше никто не исполнял. Гаджи с интересом разглядывал ее тело, когда приносил полотенце в ванную комнату, но не решался дотронуться до него. Объясняться не желала и Наргиз, хотя очень хотела мужа. Сейчас как никогда женщине требовались вбросы мужского секрета. Эта необходимость порождала нежность и загадочную улыбку. С одним партнером она закончила и могла смело вступать в отношения с Гаджи. Это не проституция, если не делишь себя между мужчинами, думала Нарги и ждала активных действий от супруга. Гордость и желание, лимитированные скорым родоразрешением, не могли долго противостоять друг другу в ее организме. С нежностью она могла вспоминать только Алексея да первую любовь к своему учителю. Всех остальных, включая мужа, пришлось отнести ко второму сорту, необходимому в повседневности, для которых свободного места в душе не осталось.