Кэрол Мэттьюс - Добро пожаловать в реальный мир

Эван снова нажал педаль газа, и машина дернулась уже назад, вмазавшись на сей раз в лимузин, стоявший сзади.

Руперт схватился за голову.

– Я как-то не привык к автоматической коробке, – объяснил Эван.

Он еще раз вдавил акселератор и наконец выкатился на улицу.

– Вот видишь? Проще простого! – широко улыбнулся агенту Эван, резкими длинными скачками правя лимузин по Фултон-стрит вдогонку за сбежавшей Ферн.

Хотя мы и примчались в аэропорт раньше времени, самолет, как выяснилось, ждал нас в любое время, и мы с радостью поднялись на борт. Все ж таки ни с чем не сравнится радость обладания собственным самолетом, когда не приходится подолгу высиживать в залах отправления с толпами других пассажиров в ожидании времени вылета! Я за всю жизнь даже представить не могла, что мне выпадет подобная роскошь! Хотелось бы надеяться, что хоть это компенсирует провалы в других сферах моей жизни.

Уже через считаные минуты после посадки на борт мы летим коротким рейсом в Лос-Анджелес. Когда достигаем крейсерской высоты, стюард подходит предложить нам что-нибудь выпить. Я выбираю апельсиновый сок в надежде, что это поможет унять отчаянно пульсирующую головную боль. Карл же заказывает бутылку пива, и когда его привозят, стекло оказывается настолько ледяным, что даже трудно держать в руках.

– Вот ни за что б на него не променял чудесную теплую пинту британского пива!

Я с улыбкой поднимаю глаза:

– Как думаешь, Господин Кен по нас скучает?

– Нет, конечно. Он теперь всю оставшуюся жизнь будет паразитировать на истории твоего успеха. Прославится как человек, предоставивший всемирно известной ныне Ферн ее первый звездный час.

– Я прямо вижу заголовки! – смеюсь я.

Поскольку мы с Карлом единственные пассажиры на борту, то с удобством вытягиваемся в креслах, и я с глубоким, чувственным вздохом скидываю наконец босоножки.

Взяв меня за руку, Карл мягко перебирает пальцы:

– Ну ты как? Нормально?

– Немножко получше.

– Ты молодцом со всем справилась.

– Разве? – Я делаю глоток сока. – Мне так не по себе, что я накинулась на Руперта.

– С его стороны это была непростительная глупость.

– Знаешь, он столько всего для нас сделал! Я должна перед ним извиниться.

– А он должен извиниться, что поставил тебя в такое положение.

– Может быть, он не сознавал, что я до сих пор… – Фраза замирает на полуслове.

– Эвана?

Я киваю. Что мне еще остается?

– И как себя чувствуешь теперь?

– По-дурацки, – признаю я. – Но все ж таки жизнь продолжается. Наконец столько всего разного начинается на нашем пути – так что я должна считать, что мне очень сильно повезло. – «А не сохнуть зазря по тому, кто никогда твоим не будет», – добавляю уже про себя. У меня явно начинается прилив нездорового энтузиазма: – Только подумай, сколько в нашей жизни потрясающих событий! Вечером мы участвуем в грандиозном концерте перед тысячами зрителей! Мы должны страшно гордиться тем, чего достигли!

– И у тебя всегда есть я, – добавляет Карл. – Несмотря на то, что ты, возможно, меня и не хочешь.

– Ох, Карл, – вздыхаю я. – Что бы я вообще без тебя делала! Ты моя судьба.

– Главное, не забывай об этом, – с усмешкой напоминает он. – За каждой успешной женщиной всегда стоит верный ей мужчина в потертой джинсе.

– Спасибо! – Я подношу его пальцы к губам. – Спасибо, что ты есть.

Карл отворачивается к иллюминатору.

– Ты все так же его любишь?

– Что толку об этом говорить, Карл? Все кончено. Эту главу моей жизни я уже перелистнула. Он женился, и я просто должна его забыть. Что еще мне теперь делать?

Карл заглядывает мне в глаза:

– Но ты не сказала «нет».

В самом деле?

– У меня в голове сейчас такой сумбур, – честно отвечаю я. – Просто будь потерпеливее со мною.

Заглянув Карлу через плечо, вижу тающее позади крохотное пятно города. Где-то там сейчас с полным размахом празднуется свадьба Эвана. Они с Ланой счастливо смеются, не отрывая друг от друга влюбленных глаз, – и при одной мысли об этом я чувствую невыносимую боль.

Мне уже ничего с этим не поделать – я просто должна забыть Эвана Дейвида и жить дальше. Вычеркнуть его из мыслей, из памяти. Вырвать и забыть. И полностью отныне сфокусироваться на своей карьере. Мужчины же – а в особенности оперные типы – в моих целеустремленных исканиях славы будут занимать теперь исключительно второстепенные места.

Возможно, мое сердце и осталось в Сан-Франциско… но нет ни малейшей надобности оставлять там еще и мозги.