Саша Лонго - Barrida на тонком льду

Далее следовал официоз – сыпались смс от партнеров мужа и их общих друзей. Их она вообще никогда не читала. Все это были поздравительные отписки. Кира всегда полагала, что их ближайшее окружение делало это исключительно для Вадима. В их паре очевидно первой скрипкой был он. Муж, отец, кормилец, хозяин в доме… Не то чтобы Кира вовсе не имела никаких амбиций, просто у Вадима хватало мудрости не давать Кире возможность о них забывать. И потом она была очень благодарна мужу. Он был щедрым человеком и оплачивал все ее прихоти и даже больше. Раз в год на свой день рождения он являл ее миру. Ухоженная, роскошная, в платье из последней коллекции какого-нибудь известного дома высокой моды, бриллиантовом гарнитуре, она появлялась в эксклюзивно оформленном банкетном зале с ним под руку, все замирали от торжественности случая и восхищенно шептались вслед этой красивой паре. И весь вечер муж не отходил от нее – они танцевали под сентиментальный блюз, он мужественно смотрел ей в глаза, а она клала голову ему на плечо… И это было действо, которое приковывало к ним взгляды тех, кто угощался за их счет. И в конце вечера муж превозносил ее, говоря свой прощальный тост-алаверды о том, какая Кира, – прелестная женщина, замечательная жена, верный друг, трепетная мать, как создает тыл и вдохновляет на новые подвиги, согревает дом, в который хочется возвращаться. В общем, говорил банально, но с чувством (тут нужно отдать ему должное), и все умилялись и роняли скупую слезу. И уважали крепость и нерушимость их союза.

От отца по-прежнему ничего не было… Много лет назад они сильно поссорились и с тех самых пор не общались. Кира исполняла свой дочерний долг, как могла, высылая ежемесячно деньги на житье-бытье… Больше она отцу ничего не должна. Так она договаривалась сама с собой. Но неспокойная совесть иногда вскидывалась, как необъезженная лошадка, и заставляла виниться. Особенно мучительно бессонными ночами. Первой шаг к примирению тем не менее она делать не собиралась, припоминая отцу все детские обиды и до сих пор саднящую недолюбовь.

Кира посмотрела на себя в зеркало. И вдруг нечаянно подумала, что нравится себе. Она – красавица. Довольно высокого роста, с красивыми плечами. При общей стройности она обладала выразительными женственными формами, персиковой кожей тёплого оттенка, аквамариновыми глазами цвета пронизанной солнцем толщи морской воды и коньячного цвета волосами. Кира носила короткую стрижку, которая шла ей необыкновенно. Рот крупной, очень красивой, хотя и неправильной формы (верхняя губа была почти такой же полноты, что и нижняя), приковывал к себе внимание и делал ее внешность излишне сексуальной. Во всяком случае для нее – излишне… Когда Кира говорила, все без исключения смотрели на ее карамельные губы. И было в этом что-то неприличное, что заставляло сжиматься и мистическим, непостижимым образом возвращало ее в первую подростковую влюбленность.

Кира, придавленная бытом, росшая, как придорожная сорняковая трава, поздно расцвела. Ее долго не замечали, и вдруг, когда ей исполнилось 16, заметили все и сразу. Она налилась, как яблоко, напитанное солнечным светом, и прежние разрозненные очертания приобрели законченную совершенную форму. Рыжевато-коньячные волосы заблестели, как будто кто-то невидимой рукой подпустил в них пару солнечных зайчиков. На их фоне невероятной синевой засияли глаза. Кожа сделалась чистой и гладкой, приобретя теплый персиковый оттенок.

Тогда Кира первый раз влюбилась, по-настоящему. Артем был другом ее старшего брата и часто бывал в их доме. Ей рано пришлось повзрослеть, и девчоночьи свои привязанности она считала баловством. «Вот когда вырасту…» – думала она. Первое чувство обожгло – оно не было взаимным. Не потому, что она была нехороша для Артема, а потому что он, несмотря на ее первое цветение, все равно воспринимал ее как девчонку – глупую и несмышленую. Ему нравились девушки постарше, которые уже кое-что понимали в любовных утехах и имели позади некоторый опыт общения с мужчинами. Кира страдала и всякий раз старалась показаться на глаза своему избраннику. Ее воображение неискушенной кистью рисовало подробности их встреч, где она была остроумна, весела, раскованна. Но когда Артем захаживал к ним домой, ее сердце трепетало, как щегол, пойманный в силок. При нем она не могла вымолвить ни словечка, плечи наливались каменной тяжестью, Кира смешно и неудобно приподнимала их, пряча от его нескромных глаз сформировавшиеся бугорки грудей. Обычно смешливая и ласковая, она демонстрировала Артему только свое показное равнодушие или искусственное высокомерие, за которыми пыталась наивно скрыть искреннюю, чистую, как горный ручей, любовь. От ломоты этого ясного и незамутненного чувства сводило зубы до скрежета, до дрожи в конечностях. Он, конечно, знал про ее влюбленность, не потому что она вдруг осмелела и рассказала ему об этом, нет. А потому что не заметить это мог только слепой. Это льстило его мужскому самолюбию, но возиться с девчонкой ему было неохота. А потом не дай бог что случится! Греха не оберешься! Серега морду набьет, будь здоров. Вон какой могутный чертяка…