Саша Лонго - Barrida на тонком льду

Брат Сергей к тому времени давно был женат и работал автослесарем в мастерской. Слыл мастером золотые руки, почти так же, как отец, только в своей сфере. Он был доволен жизнью, стал со временем неплохо зарабатывать.

В своей любви к Артему Кира абсолютно не замечала никого вокруг. Она была вязкой, тягучей и очень болезненной. Кира залипла в ней, как букашка в янтаре, и чувствовала себя по-настоящему несчастной. А самое главное, ей казалось, что это навсегда: ей, замурованной в затвердевшей прозрачной, как слеза, смоле, нет оттуда выхода. Рядом не было мамы, которая могла бы разделить эту боль, что-то посоветовать и сказать: «Бедная моя девочка! Так бывает… И это ничего не значит, ты встретишь еще своего человека. Непременно встретишь!» Такие простенькие, на первый взгляд, слова обезболили бы душу, вселили надежду… К тому времени у отца уже появилась Ирина, у Киры – мачеха (какое омерзительное слово!). Сама Кира справлялась с этим плохо. Подруг у нее в классе не было. Слишком рано она повзрослела и уже взвалила на себя обязанности хозяйки дома, когда ее одноклассницы еще играли в куклы. Училась она средне – невыразительно, никак. Часто раздражала учителей своей снулостью и туповатостью к точным наукам. В любимчиках у Лидии Павловны – классного руководителя – тоже никогда не ходила. А меж тем в Киру хоть и тайно, но вполне очевидно был влюблен ее одноклассник. Вадим – мальчик из хорошей семьи – блестяще учился, да и девчонкам нравился, вопреки расхожему мнению о «плохих мальчиках». У Лидии Павловны было обостренное чувство справедливости – социалистическое. Все в жизни в ее понимании должно было соответствовать: деяние – воздаянию, права – обязанностям, труд – вознаграждению, а преступление – наказанию. Люди тоже должны были соответствовать друг другу и заодно – этим сущностям. В противном случае, в представлении Лидии Павловны, творилась величайшая несправедливость. Она никак не могла сопоставить в своем тусклом воображении двух таких разных, по ее мнению, детей – Вадима и Киру. Поэтому свое раздражение касательно влюбленности Вадима она выплескивала на Киру. На кого же еще? У парня такая светлая голова, а тут эта девица с васильковыми глазами… Из всех-то достоинств – необычный цвет глаз. Кира все понимала, когда Лидия Павловна смотрела на нее поверх очков, демонстрируя полное презрение к равнодушию и апатии, за которыми прятался Кирин страх. И в свою очередь метала пригоршнями свою злость в Вадима: «Какого черта? Что это он к ней привязался! Зачем он ей нужен?» И когда Вадим делал робкие попытки выразить ей неуклюжие знаки внимания: то портфель возьмется до дома донести, то стихи напишет и спрячет сложенный наглухо листок с робкой и неуверенной рифмой в учебник, то предложит помочь по химии, – Кириному возмущению не было предела. «Оставь меня в покое, господи! – цедила она. – Не нужно ничего от тебя! Свалился на мою голову…» Что Вадим еще мог сделать, чтобы она обратила на него свое внимание? Ничего, на самом деле нужно было немного – просто Кира должна была иметь свободное сердце. А в нем в то время основательно поселился Артем. На всю жизнь – как тогда казалось. И она с маниакальным упрямством предпринимала новые попытки обратить на себя внимание.

От своего чувства к Артему Кира сбежала в Москву. Для начала учиться… Студенчество закружило насыщенной учебой, жизнью, веселыми, беззаботными, полуголодными посиделками, поклонниками, возможными перспективами в Москве. Образ Артёма поблек, но все еще отчаянно жил в сердце. Кира слыла неприступной красавицей. Как можно флиртовать с кем-то, если любишь другого? И предмет твоей страсти далеко и бесконечно для тебя потерян?

Вадим отправился за Кирой в Москву не сразу. Перевелся со второго курса Владимирского университета, чтобы быть к ней поближе, после того как увидел на каникулах. «Чистейшей прелести чистейший образец» – вот кем она для него была в ту пору. Тогда рана в сердце, нанесенная первой безответной любовью, уже слегка затянулась, и Кира была весела, беззаботна и радостна. Лицом к солнцу была. И ставший уже ненавистным дом не сильно тяготил. Каникулы – явление временное. Отец боялся лишний раз слово сказать, вдруг чем обидит. Да и Ирку на место поставил. Та тоже научилась относиться к Кире ровнее. Сейчас девчонка уже не требовала любви и принятия. Да и к отцу, похоже, охладела раз и навсегда. А значит, можно было не напрягать душу ненужными движениями и вибрациями в сторону этой так и оставшейся чужой дочери. Кира, пребывавшая в относительном равновесии, не раздражалась, как прежде, восхищенным вниманием Вадима. Ничего вроде мальчик! По-прежнему внутри ее естества не рождалось никакого отклика. А значит, герой не ее романа… Но… все равно – герой…