Саша Лонго - Barrida на тонком льду

Кира любила итальянскую кухню – усовершенствованную, разнообразную, изысканную, при этом простую и эстетичную, возведенную в ранг искусства. Наряду с мясными блюдами и всякого рода пастами, в меню ресторана были широко представлены морепродукты – крабы, лангусты, омары, моллюски. Черное ризотто с каракатицей и дарами моря, лингвини с омаром в розовом соусе, спагетти под соусом из тушеных бэби-осьминогов лучиана, рыба морской черт в пикантном соусе ливорнезе… Настоящий итальянский кофе и домашние десерты. Она закажет сегодня всего понемногу, но столько, чтобы ее стол ломился от изысканных яств и ничем не напоминал ей убогие застолья родом из детства… Она обернулась и кивком головы подозвала улыбчивого официанта.

Ее день рождения, смешиваясь с куражом зимних праздников, растворялся в них без остатка, как большой кусок сахара, мгновенно оплывая, рассыпался по дну стакана в горячем дымящемся чае, который и глотнуть-то страшно. Она помнила, что с восьми лет активно помогала в приготовлениях к праздничному столу 31 декабря, радостно предвкушая свой день рождения. Традиционно варили холодец, этим заведовал старший брат Сергей. Он был старше Киры на восемь лет. Заранее покупали у соседей свиную рульку, ножку, рубили петуха. Самым вкусным холодцом в их селе считался холодец из мясного ассорти. За Кирой оставалась обязанность подать к нему пампушки с чесноком. С тестом помогала Никитична, ловко замешивая его на дрожжах, молоке и сливочном масле с добавлением свежайших деревенских яиц. Кира уставала от этих приготовлений. Ведь помимо уборки, пампушек, столько еще всего сделать нужно было! Нарубить оливье с солеными огурцами и докторской колбасой, сделать винегрет, наварить полведра картошки, густо полив ее постным маслом и присыпав засушенной с лета зеленью. Обязательно на стол подавалась бочковая селедка, которую отец чистил самостоятельно, ну и всякие домашние соленья, запасенные с ранней осени, – квашеная капуста, соленые бочковые огурцы, ядреные, густого посола помидоры.

И вот наконец, когда все это великолепие водружалось на стол и постепенно начинали собираться гости, Кира до дна осознавала свою усталость. Ноги приятно гудели, указательный палец саднило от ножа, а в душе разливалась тихая радость. С того момента, как мамы не стало, Кира разучилась радоваться громко. Она как будто затаилась внутри себя до поры до времени, надолго застыв в образе гадкого утенка. Гостей она любила. Отец, когда к ним захаживали гости, становился распахнутым и щедрым на ласковое словцо. И не то чтобы он пытался продемонстрировать чужим людям, как он любит Киру. Да и не чужие они вовсе! Просто слова соседей, их жалостливые взгляды позволяли ему как будто в новом свете увидеть свою дочь. Разглядеть… И понять, как же ей все-таки не хватает Милы!

Гости – друзья братьев, отца (в основном это была мужская компания. Из женщин захаживали только ближайшие соседки, которые еще помнили Милу, да и те ненадолго). Мужики быстро пьянели за столом от обилия беленькой и самогона. Оглядывали девочку мутно, нетрезво, в эти моменты из их взглядов выветривалась жалость, а сквозило простое мужское недоумение: что здесь делает эта сопля? В чисто мужской компании… А у Киры как будто открывалось второе дыхание, ведь чем дольше они сидели за столом, тем скорее наступал ее день рождения. И, наверное, они сейчас все протрезвеют и вдруг начнут поздравлять ее – Киру. И будут, смущаясь своей неловкости и несентиментальности, дарить ей подарки. Так должно быть! Так будет! Ну не могут же они оставить Киру без ее персонального праздника!

Но случалось всегда по-другому. К четырем часам утра засидевшиеся гости засыпали вповалку, кто уткнувшись мордой в тарелку, кто притулившись на краю дивана. Кира под грозный окрик отца тоже отправлялась спать. В седьмом часу забредали загулявшие до утра соседи. Все в селе знали про Кирин день рождения. Забредали, как будто на огонек, уже настолько пьяные, что Кире неприятно было их видеть. Она и тогда понимала, что ее день рождения – только повод продолжить безудержную гульбу:

– Эй, хозяева, есть кто дома?

Для нее опять начиналась работа. Нужно было, наспех умывшись, метать все на стол. Накладывать по тарелкам из тазиков салаты, варить свежую картошку, доставать из холодильника холодец, выставлять на стол оставшийся от вчерашнего застолья самогон. Гости пьяно и весело наблюдали за ней – активной, юной, хлебосольной. На какой-то момент просыпалась в этих взрослых мужиках совесть: