Саша Лонго - Barrida на тонком льду

У него была собственная классификация древесины, из которой он обычно творил что-то кружевное, невообразимое, воздушное, волшебное. Поскольку Кира часто бывала под рукой, она выполняла и роль подручного, и роль обычного слушателя при Мастере. С отцом было сложно «работать» – он был требователен и вспыльчив: «Да неси стамеску… Чё встала как вкопанная! Господи, откуда руки-то растут! Чё тут непонятного, етитская сила! Да чё мечешься-то, бл… Знать должна, если отцу пришла помогать…» Он никогда не умел четко объяснить, что ему нужно, и Кира научилась выживать в этих спартанских условиях, не только заучив, как называется и выглядит тот или иной столярный инструмент, но и еще освоив, в каких случаях он применятся. Мастерская была единственным местом, где отец в принципе обращал на нее внимание. После смерти матери он потерял к ней интерес, как будто в его сознании гибель жены каким-то непостижимым образом связалась с появлением на свет Киры. Мила пошла на рождение третьего ребенка вопреки всему на свете – советам врачей, состоянию здоровья – потому что он, ее Лерик, тихо радовался и безмолвно ждал. Роды были тяжелыми. Да что теперь об этом, когда Милы нет… Это не значит, что он не заботился о дочери, но с тех самых пор его любовь отдавала горечью полыни. Отец не тратил время на разговоры с ней, может, поэтому между ними так и не зародилась истинная близость. Кира могла пригодиться не только для того, чтобы метнуться и что-то подать. В его ремесле, как известно, нередки травмы, и вот тут заботливые руки дочки были как нельзя кстати: где йодом порез обработает, где перекисью ссадину зальет.

О свойствах древесины – особенностях, запахе, характере – отец говорил как поэт. Кира помнила с раннего детства, что яблоня и груша коварны, поскольку при высушивании в древесине образовывались трещины, которые потом приходилось ровнять, полируя и покрывая небольшим количеством лака. А липа – мягкая, послушная, что лобзику, что фрезеру доступна. И чудо как хороша для орнамента! А вот сосна, например, красива так, что дух захватывает, особенно если симметрично расположить годичные кольца… «Да нет, Кирюха, ты глянь, какая красота!» – восхищался отец. Древесина дуба выразительна, особенно та, которая долгое время пролежала в воде и называлась мореным дубом. А клен, например, было трудно резать всегда, поскольку он обладает плотной, непористой фактурой. «Упрямый был клен», – так говорил о нем отец. Он становился велеречивым, когда говорил о дереве, а Кира грустила ─ на нее он никогда так не лучился глазами.

На разговоре о дереве красноречие обычно и заканчивалось. В жизни отец был косноязычен до неприличия. И еще было в его речевой характеристике то, чего Кира отчаянно стеснялась. Валерка – золотые руки – слыл отчаянным матерщинником. И мог такую вязь из матерных слов сплести, будто кружево из дерева. Получалось дубово, ошеломительно и очень стыдно – так, что дух захватывало! У Киры всегда пылали щеки, когда отец загибал что-нибудь эдакое при посторонних людях. Несколько раз она пыталась говорить с ним об этом, но тот только рукой махал: «Вот еще, бл..! Отстань, Кирюха, учить меня вздумала!» Он запускал в нее сгусток матерного лая, который летел, как плевок, всегда достигая цели, – ее стыда. Слово «бл..» отец употреблял для связки слов. Оно, словно клейстер, склеивало его речь, придавая ей какое-то подобие однородного полотна и вязкой текучести. Иногда Кира думала, что было бы, если бы отца лишили возможности вставлять его через каждое слово? Получалось нечто жалкое, спотыкающееся, несуразное… Почти нечеловеческое. Кира вздыхала: «Ну, что ж, видимо, судьба такая – гордиться и краснеть за него одновременно».

– Я подойду через пять минут, когда готовы будете сделать заказ…

Молодой человек, словно сошедший с полотен итальянских мастеров живописи, почтительно улыбнувшись, оставил на столе меню в кожаном переплете. Кира лениво открыла его. Есть совсем не хотелось. Она приходила сюда не за этим… Но заказывала всегда много, со вкусом. Она еще раз обвела глазами роскошный и камерный каминный зал, который, словно в миниатюре, отражал величие Дворца дожей 8 8 Дворец до́жей (итал. Palazzo Ducale) в Венеции – великий памятник итальянской готической архитектуры, одна из главных достопримечательностей города. Находится на площади Святого Марка рядом с одноимённым собором. Хотя первое сооружение на этом месте стояло ещё в IX веке, строительство сегодняшнего здания было осуществлено между 1309 и 1424 годами, предположительно архитектором был Филиппо Календарио. В 1577 году часть дворца была уничтожена пожаром, и восстановлением здания занялся Антонио де Понти, творец моста Риальто. .