Агния Аксаковская - Ли Лу Би. Вторая книга об Александре, Лусинде и Беатрикс

Поселившись в одной из крохотных комнатушек общежития, юная эриния так ревностно заботилась о ближней своей – то есть, доносила на всех и вся даме, которую называли Метрессой, что та скоро сделала её своей правой и левой. Мировоззрение Ламии-Клер – а Орден не препятствует иметь мировоззрение, лишь бы оно не противоречило Уставу – сводилось, в основном, к регулировке отношений полов. В смысле, их полного отсутствия. Как выразилась Виви, «хоть нарезай её на кусочки да продавай вместо средства планирования семьи».

– Время от времени ей надо отводить душу, и она пишет мне вестульку.

Виви цинично усмехнулась.

– А это почище сценок Беатрикс, уж поверьте. Вы женщина при своих годах, но, ручаюсь, такого вы в своей копилке опыта не сыщете. Я бы эти письмишки складывала да хранила, как зеницу ока – ну, так, на всякий случай. Вдруг Клер станет метрессой. Но она, видать, жизнь тоже неплохо знает и вечно в своих скандальных заплетунчиках так припутает моё имя, что маникюрными ножницами не выстрижешь.

Дворничиха издала сквозь сомкнутые губы одобрительное восклицание.

– Н-да, не бесталанная она у меня, кривуля стриженая. Жаль, жаль, что нельзя использовать эти соковитые произведения. Она изрядно свирепствует в своём Монастыре. Особенно достаётся от неё девицам, которые попали туда против своей воли или из любви к философии, а теперь полагают, что кельи плохо протапливаются по ночам.

– Что же это она? – Печально заметила дворничиха. – Уж не жалеет ли, что жизнь себе молодую заломала? Ведь совсем ещё ягодка, а теперь, поди расстригись.

– Нет, она не жалеет.

Виви объяснила (со слов самой Клер), что, мол, вместе с её парнем для неё и Любовь умерла. А ведь была на аморе помешанная, бульварные романы, как пьяница, глотала, по семь на неделю, а у самой, кроме тупача Фонтевро, ни полкавалера не было.

Виви поразмыслила и с жаром добавила безжалостных красок:

– Даже, когда шейка у неё не кренилась, как корабль в ненастье. Уж больно тощая и длинная, как червяк, вся нескладная и вихлястая, точь-в-точь крысёныш, которого стаканом накрыли. Она вся расцвела жёлтыми цветочками, что твоя форзиция, когда я ей намекнула, мол, этот дуболом по ней вздыхает. Было бы чем гордиться, урод и недоумок, а она в него вцепилась, всего обслюнявила. Как она убивалась, когда его… Я-то позабыла Бигора ещё до того, как его укоротили на ту часть, которая ему не нужна была.

У дворничихи интерес к истории Виви иссяк, и она спросила:

– У госпожи Александры, небось, тьма ухажёров, с тех пор как она выздоровела. Мужчины, они ведь просто рассуждают – раз у неё был полюбовник, почему бы не занять его место.

– Тс. С ума сошли, тётя.

Виви ловко закрутила головой на низенькой шее.

– Хорошо, все сплетницы сейчас дрыхнут с патчами на всех местах, а то бы конец вашей карьере при дворе. А то и что похуже. У Мадам Монтаржи никогда не было любовника. В это свято верит её величество, а значит, так оно и есть. Оскорбление чести Александры приравнивается к оскорблению монаршей власти.

– Ох, прости, золотая. Это я по простоте моей сермяжной. – Поспешила покаяться дворничиха, впрочем, без особого воодушевления.

По двору скользнул ветерок из парка – он был слишком слаб, чтобы ослабить действие полуденной духоты, но подвёл черту, как хвостиком подмахнул, под разговором. Разговору следовало бы завершиться, но Виви не собиралась уходить.

Она протянула руку и пощипала метлу за хвост.

– А что, тётка. Ты вот летала, Капитана Жанно видала? – Спросила Виви. – Хорош?

Внезапный переход на фамильярные интонации не возмутил собеседницу. Дворничиха понимающе улыбнулась. Улыбка согрела её совершенно не запоминающееся лицо, вроде собирательного портрета всех почтенных бюргерш, столпов мироздания, одним своим видом внушающих уважительную уверенность в вечности порядка и ритмичных движений космической метлы. Все любят таких тёток, но никто не обращает на них внимания. Понятно, кроме Р. Керадрё.

– Как думаешь, вернётся он? – Продолжала тихо допытываться Виви.

– Беспременно.

На сей раз простодушная женщина говорила твёрдо и даже сурово. Даже в том, как она перехватила метлу, мелькнуло нечто властное.

– Откуда знаешь?

Дворничиха вновь выглядела тётёхой из провинции, пытающейся понять, чего от неё хотят умные столичные господа.

– А разиж в газетке не об этом пишут?

Она деликатно потрогала мятый свёрток.

– Война к концу приходит. Кончается Война.