Агния Аксаковская - Ли Лу Би. Вторая книга об Александре, Лусинде и Беатрикс

Ей просто повезло. А девочки, несомненно, несчастны.

Взять, к примеру, Лу. Разве можно быть счастливой оттого, что научилась водить гоночную машину и учишь третий иностранный язык и занимаешься в специальной школе какими-то ужасными драками и имеешь ещё массу непонятных занятий?.. Ну ладно, это хотя бы отвлечение… до приезда Тео.

Что касается Александры, то она ничем не занимается и, как это ни возмутительно, не ждёт Жанно, хотя о нём и его блистательных победах почти каждый день пишут газеты.

Порой Бэт начинает казаться, что Александра разлюбила её и Лушку тоже.

Это так непонятно (и страшно), что в голове у Бэт всё начинает путаться. Но потом она вспоминает кое-что.

Когда у Александры сознание начинало мутнеть (было несколько таких моментов в самом начале болезни), Бэт видела, именно видела (Александра редко разрешала себе бредить), что у той осталась одна единственная мысль. Это была мысль о том, как хорошо и спокойно в чёрной глубине и как не хочется возвращаться.

И всё же она всякий раз открывала глаза и, в конце концов, совсем выздоровела. Бэт знала – почему. Александра не могла позволить себе того, что ей хотелось, потому что это просто убило бы их. А она и так причинила им много огорчений.

И Бэт была благодарна Лис, всякий раз, как та открывала глаза.

Ещё Бэт переживала из-за того, что обе девочки выглядели сейчас не такими хорошенькими, как всегда. Дело даже не в том, что Александра сильно похудела (особенно из-за этого переживал Рене), что губы у неё не такие розовые, цвет лица просто ужасный, льняные волосы поблёкли, а в чём-то таком, что Бэт не могла назвать. Она только шумно возмущалась, что Александра мало (по её мнению) ест и спит.

Лушка и так всегда была худышка, с этим уж ничего не поделаешь, вздыхала Бэт. Но выражение лица у неё сделалось такое… ну, целеустремлённое, что ли… иной раз жутко с ней глазами встретиться. Это с красавицей-то Лу! Правда, у неё с детства личико умное, интеллигентное (это и Дедушка говорил). Но всему же есть мера! (Впрочем, чем бы дитя не тешилось. Ясно, что это всё – и вождение машин разных марок, и всякие чёрные и белые пояса – нужны, чтобы дождаться Тео.)

Как это плохо, что Лис не ждёт Жанно! И говорить-то о нём не желает. Мерзавка.

– И с того вечера она ровно три месяца провалялась в горячке. Все думали, что ей кранты. Но она выжила. Змея.

У каждого королевского замка непременно имеется какой-никакой, а задний двор. Этот был довольно мил, и солнце крепко нагрело большую поленницу дров. Было жарковато, и Виви, которая обращалась к женщине с метлой, отдувалась и поддувала себе за ворот. Она чуточку, самую чуточку потолстела, мордашка у неё свеженькая и румяная, а платьице – очень лёгонькое – ей шло.

– Впрочем, тут нет ничего удивительного. С ней так все носились, что и мертвец бы прочихался.

Виви обмахивалась газетой, и это тоже выглядело очаровательно. Правда, её никто не видел – имеются в виду настоящие зрители, не прислуга. Но не пропадать же газете. Она только на то, если честно, и годилась. Единственной представляющей интерес новостью было оповещение в подвале на третьей странице о том, что в столице состоится ведьминский форум. О нет, там, в газете нашлось и ещё кое-что.

– Ну, не все , понятно… Это я уж так, для красоты. Всем-то она, что кость в горле. Ея друзьишки. Беатрикс ходила за нею, что твоя нянька, а ведь сама уже была беременная. Беатрикс это даром не прошло. В тот день, когда кикимора выползла на свет после болезни, у Беатрикс… – Виви зашептала, – … и представьте, тётенька, она не прогнала тварюку, нет. Хотя ясно, что это из-за неё.

Дворничиха, женщина средних лет и неопределённой наружности, с любопытством осведомилась:

– Но теперь молодая госпожа снова в ожидании?

Виви мрачно кивнула.

– Да, семь месяцев прошло, и ничего не случилось. Пока.

– Ну, дай Бог, – закивала дворничиха. – А говорят, красавица она, эта герцогская внучка.

– Ну, герцогская. Что до красоты – плакала теперь её раззнаменитая талия. Когда дамочка на восьмом месяце, не больно понятно, хороша она или нет. И охота так себя уродовать. Правда, её муженьку это всё равно – он так над ней трясётся, смотреть противно.

Дворничиха закивала и хихикнула.

– Слыхала я, он учёный. Думаю, ну важнющий, тощой, и лысинка беспременно. Мету, слышу, говорят – Вот, вот Рене Керадрё, тот самый. Глянула – а это мальчуган, только здоровущий, плечистый такой, подбородка на двоих плотогонов хватило бы. А так беленький, глаза синие-пресиние. Заметил, что я на него смотрю, улыбнулся, поздоровался.