Алёша Берестнёв - Алечка. Повесть о последней и первой любви

– А разве так можно?

– Только так и можно, когда очень хочешь. Чем дольше живёшь – тем твёрже в этом убеждаешься.

Да, а ведь можно, если не дрейфить, можно. Принять то гражданство, зарегистрироваться там и жить с ней в России не таясь. Увезти к себе в обсерваторию. И были бы мы там и наедине, и среди природы. Лет на десять два центра мироздания, а потом, наверно, отпустил бы её – ей будет восемнадцать – дылда, а мне за семьдесят – почётный старикан, а может, и нет, что загадывать. Стал бы ей сам и учитель, и воспитатель, и друг, как у гамадрилов – центру мироздания общество не обязательно. Весь выплеснусь для неё, всё отдам, и выйдет она свободная и новая и такая же светлая.

И о чём ты думаешь? Куда собрался, с чего? Вот что удивительно-то.

Да, если б ей забеременеть, тогда, может, и отпустят. Маме своей она, по всему видно, не больно-то и нужна. Или меня привлекут. А и пусть.

– А давай играть, – тормошит Алечка, – в одну игру. Очень интересная.

– В какую?

– Я называю тебя, а ты называешь меня, и так по очереди.

– Да уж, интересная. Ну, давай, поиграем. Кто начинает?

– Бо-ро-дач, – опять трогает бороду.

– Цветочек, – поглаживаю скользкую упругую коленочку.

– Алёша.

– Русалочка.

– Какашка! – кривит ротик сердито.

– Почему?

– Потому что я не русалочка, я – девочка!

– Ну, не обижайся, – ласкаю усами ушко, – конечно, девочка. Самая лучшая, самая красивая на свете!

Озираюсь на точки, что находились у валунов – теперь уже в них можно различить две парочки, неуклонно бредущие к нам. Вот ведь тащит их нелёгкая!

– Балалам, – докатившаяся тропическая солёная газировка подхватывает нас под мышки. Кувыркаемся среди пузырьков, песчинок и прикосновений.

– Поплыли?

– Поплыли!

Встаём из пены морской, блистая в брызгах и смеясь: маленькая задорная девочка русалочка аппетитно пухленькая, со стройными ножками и крепкий полноватый мужик с юной искоркой из-под ресниц. Ну, где ты, где ты, возраст?! Где ты, пресловутая разница? Нету этого. Я просто долгий молодой, а в ней уже рвётся на волю готовая женщина. И мы живём.

В складках губ проступает нежность, любуюсь, притягиваю, маню. Она радостно отзывается, напрыгивает и обнимает от всей души: крепко, крепко.

Моё.

Хы-э, – в груди замирает чьим-то трепетом. Наше тепло. Дыхание. Запах. Мокрые волосы размалинивают струны, пальцы зазвучали. А её ножки! Её ножки обвились – музыка, музыка.

– Уэву!.. Уэву! … Уэву!.. – восторг в клёкоте птицы, кружащей под кручей.

Поднимаю голову – солнце высоко, высоко.

– Ты мой самый лучший друг! – шепчет в лицо лучезарный лик.

– Я тебя люблю.

Волны, волны, волны… Я это сказал! Я ска-зал э-то.

Волны, волны, несу её в волны. Значит, это правда. Ей…

Волны, волны, то по колено, то уже по горло. Голая ладонь робка, но настойчива. Какой бархат, страшно! Моя муза, прильнувшая к сердцу, будто полуспит.

– !!!..!!!..!!!..!

– !!!..!!!..!!!..!

Прогуливающиеся парочки теперь уже совсем неподалёку остановились и уставились на двоих, идущих в море.

Что за стадо! Куда бы от всех них подальше. Придётся уплывать за линию прибоя.

Штормит, штормит, как всегда. Двухметровые, трёхметровые гребни заворачиваются и низвергаются, расшибаясь с грохотом о дно вдребезги.

Нам нужно за прибой, там спокойнее. Не утопить бы трусы, а то убежали с ней с общего пляжа даже без шляпы.

– … ин!.. ин! – доносится сзади.

Оглядываюсь уже почти вплавь: фигурки на берегу машут нам, что-то кричат, но можно разобрать только окончание: – . ин!. ин!

Что это ещё за «ин» такой объявился? Дельфин? Марлин?

Неужели марлин?! Прекрасное чудовище – может пронзить сразу обоих. Да что марлин – вот она!

– Держись крепче за меня, Алечка!

Чёрная стена воды вздымается, растёт, растёт (когда же это кончится!?), растёт, начинает нависать, нависает, нависает, висит.

– Ныряем!! – Резко подныриваю под подошву навстречу гигантскому валу. Аля ухватилась за шею и работает ногами брассом.

Здорово помогает! Русалка! Какая смелая, ловкая девочка!

Всплываем. Сразу же другая стена и гребень, падающий на нас.

– Ныряем!

Проныриваем и эту гору, сцепившись, как две лягушки, минуя грозную громадину.

Всплыли. Мощный откат тянет вдоль берега в море.

– Лёша, я боюсь!

– Не бойся, я с тобой! Прорвёмся сквозь прибой, там спокойнее. Держись крепче за меня. Не бойся!