Наталья Баклина: Гадкий утенок, или Повесть о первой любви

— Мама, я сделала это! — Дочь плюхнулась на стул, обхватила кружку обеими руками, сделала большой глоток какао.

Явилась она поздно ночью, стараясь не очень шуметь. Но Шурочка не могла заснуть, пока дочки не было дома, хоть и знала, что Костик проводит ее до дверей.

— Я переспала с Костиком. Мне не понравилось, — сказала дочь и с вызовом посмотрела на мать.

— И что ты теперь будешь делать? — Шурочка пыталась говорить максимально спокойным тоном, хотя сердце ее сжалось и затрепыхалось где-то у горла. «Девочка моя, девочка, что же ты так торопишься взрослеть!» — подумала она. А вслух сказала: — Дочь, не рано ли ты начала сексуальные эксперименты?

— Мама, мне уже почти восемнадцать, некоторые девчонки из нашего класса с шестнадцати лет с мальчишками живут. У нас только две девственницы оставалось — я и Ирка Барышева. Ирка страшная как смерть, на нее никто и не смотрит. А я боялась все время. А теперь решилась. И распрощалась с этой распроклятой девственностью! Теперь я — как все!

— Ты Костика хоть любишь?

— Мам, да при чем здесь любовь! Это нужно было как к врачу сходить!

— Девочка моя, зря ты это скомкала! Надо было с любимым человеком, в особой обстановке! Это же событие!

— Да ладно тебе, событие, — отмахнулась дочь. — Ты сама-то с девственностью как расставалась? Под звук фанфар? А, молчишь! То-то же.

Дочка быстренько дохлебала свое какао, влезла в неизменные джинсы и натянула кофточку, едва прикрывавшую пупок. Пупок подмигнул Шурочке голубым глазком пирсинга. Мазнула тушью по ресницам, покусала пухлые губы, отчего они запунцовели, провела по ним розовым блеском. Затем расчесала темные волосы, отросшие ниже лопаток, подхватила сумку на ремешке и, чмокнув воздух возле материной щеки, унеслась в институт.

«Никаких переживаний, никаких эмоций. Все они нынче, что ли, такие, или моя исключение? — думала Шурочка. — Или моей красивой самоуверенной дочери понадобилось подтверждение, что она не уродина? Черт, неужели от меня досталась эта рефлексия? Как она меня поддела с моей девственностью…» И Шурочка вспомнила, как все случилось у нее. Был 1984 год…

«Группы 9331 и 9332 — сбор с вещами возле восьмого корпуса завтра в 10–00».

Объявление на дверях деканата расставляло все точки над «i». Они, действительно, едут завтра на сельхозработы. По крайней мере, те, кто успел вернуться после каникул. Шурочка Панова еще раз мысленно пробежалась по списку вещей, что нужно взять с собой: три футболки, пару штанов, свитер, куртку, кеды, тапочки, сапоги резиновые с утеплителем. Лифчики, пожалуй, не возьмет. Они совершенно ни к чему были, когда их в школе на хлопок посылали. Грудь у нее маленькая, едва на первый номер вытягивает, под тремя одежками и не видно ничего. А Томская область не Ташкент, уже август, быстро похолодает, как раз по три одежки напяливать придется. Спортивный костюм еще надо. Правда, красный он, как пожарная машина, другого маме достать не удалось. Да и ладно, пусть красный.

Шурочка в который раз отвела челку с очков. Новой прическе был всего второй день, и она еще не очень привыкла к кудряшкам. Остричь волосы Шурочка решилась сразу по приезде с каникул да еще и завивку сделала химическую, чтобы лучше лежали. Волосы не подвели: легли красивыми крупными кольцами и даже цвет изменили, стали слегка каштанового оттенка.

Все два месяца, что жила дома в Ташкенте, Шурочка пыталась пойти постричься, да мама все отговаривала. Мол, волосы у тебя жидкие, непослушные. Пока длинные, ты их хоть в пучок соберешь, а повиснут прядями — не уложишь. Шурочка сдавалась, так как хорошо помнила свою последнюю стрижку. Ей было шесть лет, и мама отвела ее в парикмахерскую, мечтая, как куцые дочкины косички превратятся в аккуратное каре с челочкой набекрень. «Набекрень» не получился. Оказалось, что у лба волосы у Шурочки растут не вниз, а вверх, вихром. И челочка у лба оттопыривается смешной загогулиной, как ты ее ни приглаживай. Шурочка потом с полгода ходила с бантом, завязанным чуть ли не на лбу: мама собирала вихрастую челку и крепко-накрепко завязывала ее в короткий хвостик. И при этом приговаривала, как дочке не повезло с волосами. Потом, когда Шурочка подросла, и волосы у нее отросли (правда, ниже лопаток они никогда не вырастали, хотя их никто не стриг: так, подрезали посеченные кончики и все), мама частенько приговаривала, что дочке и с внешностью не повезло. Шурочка смотрела на себя в зеркало и соглашалась: не повезло. Щеки толстые, нос курносый, конопушки. Она всегда была толстой щекастой девочкой, а когда в десять лет надела очки, то и вовсе приобрела классическую внешность умненькой дурнушки.