Иосиф Шрейдер - Лиза

Если до революции из России, в поисках лучшей жизни, много людей эмигрировали в Америку, в Соединённые Штаты, и изредка оттуда кое-кто возвращался, сохранялась какая-то связь, то Октябрьская революция на долгие годы привела к изоляции страны, уничтожила всякие каналы связи между этими странами.

Возможность моей встречи с Лизой, и так невероятная, после Октябрьской революции переходила в область абсолютно невероятного.

Но жизнь на то и жизнь, чтобы чертить свои причудливые и невообразимые узоры в судьбах людей. Для судеб моей и Лизы жизнь, именно Октябрьской революцией, сделала главный ход к тому, чтобы наши судьбы получили направление на предстоящее сближение.

Дядя, вступивший в Америке в революционную организацию «Индустриальные рабочие мира», преследуемую правящими кругами, был арестован и как выходец из России, под предлогом, что он русский большевик, был выслан из Америки к себе на родину. Шёл 1919 год. Мне ещё и сейчас непонятно, каким чудом в царящем тогда хаосе удалось ему разыскать свою оставшуюся в России семью, к тому времени переехавшую к нам в Троицк, с которой он потерял всякую связь, когда началась Первая мировая война. От дяди я снова узнал: Лиза существует, вышла замуж, у неё родился сын и она живёт хорошо. Но какое это могло иметь отношение ко мне, к моей судьбе? Всё это отложилось в сознании, чтобы быть глубоко забытым.

После разгрома Колчака я уехал в Томск и поступил в университет. В 1922 году, узнав, что наша семья уехала из Троицка в Москву, куда ещё ранее переехал дядя с семьёй, приехал в Москву и я.

Москва стала точкой притяжения судеб моей и Лизы, ничего в то время об этом не подозревавшей. Лиза в 1923 году родила в Америке третьего мальчика и была счастливой матерью, а я все эти годы жил своей жизнью, в которой сердечные влечения занимали едва ли не главное место. Были увлечения, от которых память сохранила облик девушек, но не сохранила их имён. Но были и такие, о которых память сохранила всё – и они всегда будут жить в моём сердце. С каждой из них могла быть связана моя судьба, но жизнь уберегла меня для Лизы, единственной мне предназначенной, а их для кого-то другого. Жизнь, выполняя свои капризы, готовила нам с Лизой счастливый удел большой взаимной любви, прервать которую могла только неизбежность – смерть.

Бывает, что большому землетрясению задолго предшествуют небольшие, еле ощутимые толчки, свидетельствующие, что где-то в неведомых глубинах зреют неудержимые стихийные силы; так и в нашей жизни, казалось бы, незначительные явления возобновляли в нашем сознании новый интерес друг к другу, интерес, которому не придавалось значения ни мной, ни Лизой, но который уже стал началом того, к чему нас предназначала жизнь. Для меня этим толчком была фотокарточка, полученная дядей из Америки, на которой были сфотографированы Лиза с мужем. Муж мне явно не понравился, но Лизу я ощутил такой физически желанной, такой близкой к образу моих смутных мечтаний, что невольно проникся завистью к невзрачному мужчине, стоявшему рядом с ней. Я почувствовал большую горечь, словно меня постигла невозвратимая утрата.

Действительность быстро отрезвила. Я упрекнул себя за способность воображать немыслимое, ведь Лиза жила в Америке и у меня не было ни какой-либо вероятности встретить её раньше на своем пути, ни надежды на встречу в будущем. Нас навсегда разделили – не только Европа и Атлантический океан, но и то, что она вышла замуж и стала матерью троих детей. Я перестал об этом думать и накрепко забыл.

Для Лизы толчком послужило письмо её отца из Москвы (так Лиза мне потом рассказывала), в котором вскользь упоминалось обо мне и о том, что я живу в Москве и что я студент. Студенты для Лизы ещё с детства были предметом обожания, начиная с первого её репетитора. В её воображении студентами могли становиться лишь выдающиеся юноши. Она была убеждена, что студенты были самыми культурными и интересными людьми, что они были непременными участниками революционных событий. И вот мальчик, которого она помнила в детстве, любила тогда по-своему, считала красивым, теперь живёт в Москве и стал студентом. Естественно, в её воображении выкристаллизовался образ красивого студента, достойного обожания. Само собой разумеется, этот образ, запечатлевшись глубоко в сознании, в текучке семейной жизни был ею тоже надолго забыт. Эти два незначительных события в жизни каждого из нас, помимо нашего сознания и воли, ложились в основание того, что при благоприятных обстоятельствах могло бы вырасти в чувство настоящей любви.