Ричард Брук - Охота на носорога

Он никогда не писал об этом Мэг. Он вообще давно ей не писал… хотя и был почему-то уверен, что она до сих пор его ждет. Она ждала целых три года, и новости в последнем отправленном ей письме были обнадеживающие… Эд даже рискнул обозначить примерный срок своего возвращения: года через два-три. Может, немного раньше. Да если бы он даже вернулся через десять лет – что это меняет, после всего, что между ними было, и если Мэг сдержит свое слово: ждать, что бы ни случилось, и быть верной их любви?.. Он-то свое слово сдержит. Вернется и, как сказочную принцессу, с ног до головы осыплет ее золотом и бриллиантами. Они устроят такую свадьбу, какую графство Суррей еще не знало…

Но чтобы это стало возможным наяву, а не в сладких мечтах, нужно набраться терпения. Средненькое состояньице, сколоченное второпях, лорда Гилфорда не впечатлит, он-то прочит свою дочь даже не в принцессы, а в королевы! И Маргарет – что скрывать – достойна такого поклонения. Эдвард считал ее самой прекрасной девушкой на свете, и годы разлуки не изменили его мнения и не остудили страсти. Вот только он считал очень глупым, почти преступным, поддаваться страсти настолько, чтобы из-за мальчишеского нетерпения, из-за горячности порушить мужскую цель. А Джейкоб Штерн собирался поступить именно так, хоть годами был старше Эда почти вдвое, имел жену, детей… и вот надо ж такому произойти, влюбился в молоденькую девчонку, обезумел, свихнулся вконец. И начал творить со своей жизнью такое, что преподобному отцу Буршье следовало бы сейчас не в лото с ним играть в хижине, а беса изгонять… читать мораль, убеждать не прелюбодействовать, тем более, что дело-то шло о его родной сестре, о Пиа! Увы, отец Буршье по многим причинам был далек от благочестия, и свои священнические обязанности исполнял из рук вон плохо.

Эдвард ощутил горечь во рту и с досадой выбросил потухшую сигару. Грудь сдавило так, словно в нее вонзились львиные когти.

«Эх, Джейк, Джейк… Мне грустно было смотреть, как рушится твоя жизнь из-за глупой девчонки, но я не вмешивался… и не вмешался бы, если бы ты, старина, не начал вдобавок вредить мне!..»

Из темноты снова донеслось рычание крупного зверя, и опять в унисон с ним прозвучал злобный хохот гиены. На всякий случай Эд прислушался: нет, звуки не приближались. Клэй знал свое дело. Мистер Кроу был не просто мутным рейнджером (2), вынырнувшим неизвестно откуда, и подвизающимся проводником и устроителем сафари для любителей поохотиться в саванне на крупную дичь… он был англичанином, бывшим офицером кавалерии, ветераном войны с зулусами, (3) и знал эти места, виды и повадки населявшего их зверья, как свои пять пальцев. Безопасность охотников в лагере была обеспечена не хуже, чем в военное время на биваке. По периметру горели костры, отпугивающие хищников, были выставлены дозорные.

Сам Клэй сидел у центрального костра, поблизости от полевой кухни, в компании своих чернокожих помощников, болтал с ними то ли на зулу, то ли на африкаанс (4) и чистил оружие. Бутылка виски помогала не заскучать.

Эд еще немного постоял возле хижины, раздумывая, вернуться ли ему обратно, в компанию Джейка и Жерома, или же присоединиться к Клэю, и, выбрав второй вариант, решительно направился к костру.

Смотреть на счастливое лицо Джейка было невмоготу… и как раз по этой причине Эду было что обсудить с Кроу.

– Ну как дела, Клэй? – спросил он, подойдя, и указал на винтовку в руках у проводника: – Все-таки решил попробовать своего малыша в настоящей работе?

Кроу усмехнулся и погладил по стволу новенький «винчестер», с широким, идеально отполированным прикладом шоколадного цвета и со стальной, а не латунной ствольной коробкой. Эта модель, всего несколько месяцев назад привезенная из Штатов, обошлась бы в целое состояние, если бы Клэй ее покупал – но он взял винтовку как приз в соревнованиях стрелков, устроенных Барни Барнато (5) в Кимберли.

– Да, пора ему заняться дичью покрупнее, чем антилопы и дорожные грабители… садись, Эд, выпей глоточек, прежде чем отправляться спать.

– Давай. – Эдвард присел на свернутый плед, скрестил ноги по-турецки и принял из рук Клэйтона железную кружку, в походных условиях заменявшую стакан для виски.

– Льда нет, извини.

– Ничего, мы не неженки. – Лэндсбери залпом выпил маслянистый скотч, не ощутив ни вкуса, ни аромата, но в груди все-таки немного потеплело, и ледяной ком, застрявший между ребрами, начал медленно таять.

– Последний лед – тот, что хранился в медицинском пузыре – извели для шишки преподобного отца.