Елена Маючая - Добро пожаловать на тот свет

Закончив объяснение, женщина вытащила из папки несколько моих фотографий и, улыбаясь практически по-матерински, стала внимательно разглядывать.

На одной из них я, примерно двух лет отроду, с заплаканными глазами, сидела на горшке, а рядом стояла кукла выше меня ростом, причем, в таком же платье (почему-то я совсем не помню эту куклу).

– Какая хорошенькая! – прокомментировала она.

Мне, правда, моя зареванная и сопливая физиономия не показалась особо хорошенькой, да и фотография, можно сказать, интимная. В общем, не особо приятно, когда чужой человек копается в личной жизни. Но я чувствовала, что так надо, и ничего не поделаешь, приходилось терпеть.

– Э-э-э (боюсь, это стало входить в привычку). Можно спросить, почему все это вы назвали «этим светом» и еще, куда мне идти? Я голодная, да и помыться бы, а то пахнет не очень, по-моему…

– Ага, и не только по-твоему! Ты что не русская? (я замотала головой, показывая, что очень почти русская) А что с родной речью-то не дружишь? Там (она махнула рукой в сторону окна), откуда вы приходите (странно, но я лично зашла в эту комнату через дверь), вы называете наш свет «тем светом», следовательно…(она заглянула мне в лицо, очевидно, думая, что я сама догадаюсь, но глубоко разочаровалась, увидев мое тупое выражение, и продолжила), здесь это становится «этим светом», а ваш свет, попросту жизнь, – тем светом. Ну, поняла?

– Нет, – буркнула я. – А поесть дадут?

– Да, сейчас придет за тобой Катя и проводит в другое здание, – с этими словами она нажала на столе какую-то кнопку, очень похожую на обычный дверной звонок. – Может, еще увидимся, – и махнула рукой, давая понять, что разговор окончен.

Некоторое время мы сидели молча.

– Извините, можно последний вопрос? – и я, не дожидаясь ответа, задала его. – Как вас зовут?

И тут услышала то, к чему абсолютно не была готова: «Михаилом Викторовичем». Я открыла рот, собираясь заблеять, но в этот самый момент в комнату вошла незнакомая мне (ну естественно) девушка.

ГЛАВА 5. В которой я узнаю истории Кати и Михаила Викторовича и получаю долгожданные обед и отдых

Она относилась к тому типу девушек, про которых так и хочется сказать: «Какая милая!». То есть высокая, чуть полноватая, со здоровым (если это слово тут уместно) румянцем, с ямочками и теплыми, практически черными глазами. Но самое замечательное – это волосы. Наверное, в роду у Кати были евреи. Волнистые, густого шоколадного цвета, длинные, до пояса. Носила она их вольно, не мучая косами и заколками, отчего некоторые пряди, видать, самые непослушные, вырывались из общей копны и шевелились, как жирные и блестящие ужи, отъевшиеся на дармовых лягушках в террариуме. Если бы она нахмурила брови и сжала губы, то художник вполне мог писать с нее казачку. Но если сунуть ей в руки голого рыхлого младенца и заставить задумчиво смотреть вдаль, то уже этот же художник, простирая испачканные краской руки к небу, стенал: «О, мадонна, вы, дитя мое, настоящая мадонна!». Но она пришла одна, орущего мальчугана не было, брови не хмурила, а, наоборот, широко улыбалась мне и этой самой (а может этому самому) женщине, с которой я только что беседовала.

– Катюша, бери помощницу, корми-пои и сегодня ни с кем не знакомь, – дружелюбно скалясь и золотисто мерцая коронками, начала «не то женщина, не то мужчина». – Как там наши, болеют? Захар как?

– Упокой вас, Михаил Викторович, всё хорошо. Болеем, но так, не страшно, не смертельно (в этом месте они дружно рассмеялись). Захар занят, работы много, его-то подопечных всегда больше, сами знаете, да и мы с вами из их числа. Варежка простыла – опять воды холодной напилась. А так ничего, по-прежнему. Вы мне никак помощницу даете? Пусть земля вам будет пухом, теперь веселей будет, – защебетала Катя и нагло, как рассматривают лошадь при покупке, уставилась на меня.

– А что это за вонь? – спросила она, принюхавшись.

– Да, Роза, знакомься, кстати, в навоз угодила, помыться бы ей.

– А-а-а, ну все, повела я ее тогда. До свидания. Звоните, Михаил Викторович, если что. Ах, да, забыла спросить, Роза надолго, или вообще, навсегда?

– Пока рано говорить, лучше сама узнай у Захара или у Матвеича, на месяц, не меньше, это уж точно. Бегите, девчонки, меня другие ждут. Пока, Кать, – закончил Михаил Викторович, оправляя юбку на волосатых коленях.

Катя приблизилась, подмигнула мне, взяла за руку, подвела к туфлям, подождала, пока обуюсь, и, снова взяв за руку, увлекла за собой. А я все это время думала, наверное, потому что у меня искаженное чувство юмора, что хорошо, очень даже хорошо, что я – Роза, а не Катя. И что, если бы мне сейчас этот двуполый дядька-тетка сказал: «Пока, Роз», то вышел бы безобидный и слепой, как дождевой червяк, «покароз», а вот будь я Катей, то каждый день все знакомые настоятельно убеждали меня: «Пока, Кать». Однако, боясь, что милая девушка Катя не поймет и обидится, автор не стала делиться с ней подобными домыслами.