Вербер Бернар - Добро пожаловать в Рай

Два занавеса разделяют сцену на три части.

Слева, в ряд по диагонали, установлены три офисных стола. Тот, что посередине, выше остальных. На красной стене, за ними, золотой символ Божественного суда.

В центре — белый киноэкран на черном фоне. Под ним место прокурора, напротив — стул для обвиняемого. В глубине сцены — трамплин, как в бассейне.

Задник правой части сцены расписан облаками.

Анатоль Пишон, 60 лет, судья.

Каролина, 40 лет, психолог, бывшая жена Бертрана.

Бертран, 50 лет, политик, бывший муж Каролины.

Габриель, судья в Раю, христианка из Древнего Рима.

Темно. Слышится попискивание какого-то аппарата. Потом раздается крик.

Анатоль: Ах-хр-р-р-р!

Мужчина в маске: Черт. Анестезиолог! Повторите наркоз! Вы неправильно рассчитали дозу.

В центре сцены вспыхивает экран. Вид сверху. Анатоль, лежащий на операционном столе. Над ним склонились мужчина и две женщины в белых хирургических пижамах и масках. Камера медленно наезжает. Мужчина оперирует. Он совершает надрез, медсестра подает инструменты. Когда хирург бросает их в кювету, слышны звон и бряканье.

Мужчина в маске (возбужденно): Щипцы и скальпель! Скорее!

Женщина в маске: Не думаю, что это поможет. Я говорила, что это не так делается. Сначала надо было прошить, иначе прорвется… (Пш-ш-ш! — раздается шипение воздуха, выходящего из трубки.) Ну, Я же говорила!……………

Мужчина в маске: Пинцет. Еще пинцет. И вытрите тут. Медсестра! (Раздается бульканье и чавканье.) Вы же видите, что тут все в… Вытрите. И лоб мне вытрите. Пот со лба капает.

Аппарат начинает пищать медленнее.

………………………………………………………

Женщина в маске: Ничего не получается. И не получится. Ты все испортил.

Мужчина в маске: Заткнись, Моника, заткнись!

Женщина в маске: Хорошо, посмотрим. Но я тебя предупреждала, Жорж! Сначала надо было прошить, а потом делать надрез. А теперь — повсюду кровь. Твой «рак легких» сейчас откинется.

Мужчина в маске: МОНИКА, ЗАТКНИСЬ!

Медсестра в ужасе убегает.

Мужчина в маске (смотрит на часы, снимает перчатки. Внезапно успокаиваясь): Ладно!.. Похоже, сегодня весь мир против меня. Что-то у меня пропало вдохновение. Такой вот день.

Женщина в маске: Да, кажется, ты сегодня не в форме.

Мужчина в маске: И вообще, я свои тридцать пять часов на этой неделе уже отработал. И уже пять минут, как ворую у себя время, отведенное на отдых. Если хочешь, Моника, можешь сама продолжать! Давай, не стесняйся!

Женщина в маске: Да что с тобой такое?

Мужчина (снимает маску и вздыхает): Все в порядке. Просто Франсуаза ждет меня с чемоданами. Мы едем в Куршевель. Она уже в ярости. Я опаздываю, и страшно даже подумать, что она мне устроит.

Женщина в маске тоже снимает маску и перчатки.

Женщина в маске: Ты едешь в Куршевель… в августе?!

Мужчина: Да. Мы собираемся играть в гольф. Ты же знаешь, Франсуаза это обожает. И оказалось, что в Куршевеле прекрасное поле для гольфа. Летом там просто замечательно, почти никого нет.

Женщина: Какой у нее гандикап?

Мужчина: Двадцать четыре. А почему ты спрашиваешь? Ты что, играешь?

Женщина: Играю.

Мужчина: И какой у тебя гандикап?

Женщина: Четыре.

Мужчина: Что — «четыре»?

Женщина: У меня гандикап — четыре.

Мужчина: Послушай, ты хочешь сказать, что играешь с гандикапом «четыре», и я только сейчас об этом слышу?!

Вдруг аппарат снова начинает пищать: пип, пи-ип, пи-ип ………………………………………………………

Женщина: Смотри-ка, «рак легких» очухался. Надо же, какой упорный. Может, все-таки попытаемся вытащить с того света… этого, как его…

Медсестра (заглядывая в карту): Его фамилия Пишон. Анатоль Пишон.

Они колеблются. Наконец мужчина тяжело вздыхает и подает знак продолжать. Еще несколько попыток вернуть Анатоля Пишона к жизни с помощью дефибриллятора. Ничего не выходит, и врачи снова останавливаются. Вдруг снова раздается писк аппарата, врачи опять бросаются к телу, но паузы между сигналами аппарата становятся слишком продолжительными.

Женщина: Бедный Анатоль Пишон. Но как ему только в голову пришло лечь на операцию 15 августа, в самый разгар сезона отпусков?

Мужчина: Ну, у него все равно был рак легких, так что на чудо ему рассчитывать не приходилось. Не надо было быть таким идиотом и курить.