Берегиня Форест - Байона

– На что ловили? – спросила я, изучая блюдо. Разделенные тонкими отварными листами теста, слои прожаренного рыбного филе и креветок были перемешаны с луком-пореем, тушенным в сливках, бланшированными мелкими кусочками томатов и нарезанной зеленью шпината.

– На удочку, – ответила она, опуская второй кусок лазаньи на свою тарелку.

– Я про наживку. Какую наживку использовали? – поправилась я, приятно удивляясь новым ощущениям. Напрасно сомневалась в лазанье. Сочная, доведенная до готовности в духовке, она источала приятный аромат и оказалась изумительной на вкус. Сверху красовалась подпеченная корочка из расплавленного сыра.

– На муху. Червя. Хочешь вина? – донна Лусия надела очки и взяла в руки бутылку, читая надпись на этикетке.

– Благодарю, не пью спиртного.

– Напрасно. В разумных пределах вино полезно. Сейчас заварю чай, – она поставила бутылку на место и встала. – Твой шоколад просто чудесный! Я уже пытаюсь растянуть его на дольше, по вечерам буду кушать небольшими порциями с белым чаем.

– Понравился, значит? – обрадовалась я. – Мой любимый!

– Как тебе показался Диего? – спросила донна Лусия, не оборачиваясь от плиты.

– Мы прекрасно провели время. Думаю, непременно порыбачим с ним еще, – отозвалась я, увлеченно разрезая запекшийся сыр.

– Он совсем один, – с затаенной тревогой обронила донна Лусия, водружая на стол прозрачный чайник. Свернутые чайные листья медленно кружили и разворачивались в кипятке. Я подняла на нее глаза. Смущаясь моего понимающего взгляда, она повертела бутылку с вином, будто выдавала свою личную тайну, о которой сообщать неуместно и стыдно. – Несколько лет уже…

Я удивилась и ненадолго задумалась, но развивать тему не стала.

– С ним весело, – заметила я, проглотив последний кусочек и откидываясь на спинку стула. – Ох, божественно!

Донна Лусия довольно улыбнулась. Я прикрыла глаза, вздохнула и тихонько рассмеялась, ведь кроме специй эта лазанья была сдобрена еще и приключениями.

От полноты новых ощущений и нескольких часов дневного отдыха спать вообще не хотелось. После посещения ближайшей кофейни, с молочным вкусом сладкого рафа на губах и двумя персиками в оттопыренных карманах, я бродила по вечерним улочкам, незаметно превращающимся в ночные.

Шифера, пластика, силикатной и бетонной кирпичной кладки и залитой асфальтом земли здесь не было в помине. Темно-красные, оранжевые, пятнисто-серые черепичные крыши, каменные дома, расположенные на разных уровнях, извилистые улочки, потрясающая чистота и отсутствие рекламного хлама приятно провожали все дальше.

Все дома, заборы, лестницы, ступени, тротуарчики и большинство дорог были выложены из натурального камня – от глубокого серого с пятнами времени до грязно-белесого и розоватого ракушечного оттенка.

Малые часовенки с колоколами и лепными арками входа, медные, бронзовые и каменные таблички на строениях, барельефы, узорчатые балконы, колоннады, оштукатуренные фасады жилых домов – все хранило дух прошлых эпох.

Ценнее всего оказалась сама атмосфера провинциального курорта «для своих». Местное население немногим превышало двенадцать тысяч человек. Отдыхающих пока много я не заметила.

Отдыхать сюда приезжали в основном из других районов страны, а также из соседней Португалии. Бесконечных верениц круизных автобусов и толп туристов со всего мира здесь не наблюдалось. Им отданы Мадрид, Барселона и большинство городов на побережье Средиземного моря на другом конце королевства.

Непривычный для слуха мягкий говор, отсутствие суеты и безмятежность лиц располагали к непринужденному времяпрепровождению. Почти деревенская простота и спокойствие жили на краю величественной Атлантики.

Лучи закатного солнца обнимали оранжевой теплотой небольшую площадь. Стая голубей слетелась к центру. Птицы деловито расхаживали в поисках съестного. Кто-то бросил хлебный мякиш, и маленькие сизые головки замелькали, подбирая крошки.

Сбоку, между стеной средневековой часовни и небольшой смотровой площадкой с видом на океан, стояла деревянная конструкция на колесиках, напоминающая лотки разносчиков сладостей из прошлого.

– Мое почтение! – поклонился мне из-за лотка старичок с огромными оттопыренными бакенбардами. Снежно-белые, они растягивались в разные стороны от хитрого треугольного лица подобно кедровым кронам высоко в горах.