Берегиня Форест - Кровь Меровингов

Врата Храма открылись, спасение было в нескольких шагах. Дрожащей от напряжения и боли окровавленной рукой Сигибер прижимал к груди нечто, завернутое в кусок темной кожи. Последние капли жизни стремительно утекали из тела рыцаря. Пытаясь сохранить остатки сознания, он взмахнул мечом, отражая удар. Руны на его клинке блистали, озаряя искристым светом каменистый выступ на вершине горы. Ночной мрак быстро сгущался. Но чернее самой ночи, чернее мрака были аргуллы, нападающие на рыцаря. Сбросив больше не нужные человеческие обличия, как люди сбрасывают одежды, они готовились к последнему удару.

Завывая, аргуллы протягивали безобразные руки к груди рыцаря. Но тот еще крепче прижимал свою ношу к окровавленной рубахе.

Бой продолжался несколько часов. Аргуллы были очень сильны. Сигибер, еще недавно лучший воин и маг, не знавший поражений, теперь был похож на окровавленный кусок мяса. Неудачные попытки аргуллов завладеть разумом Сигибера и подчинить его себе взбесили их до предела. Они терзали его тело, оттягивая смерть.

Сигибер остался совсем один. Больше никто не выжил. Сотни лучших воинов погибли в страшных муках. Чертог Хранителей был разорен. Всем завладели аргуллы. Всем, но не самым главным, что могло бы дать им безраздельное могущество.

Истекая кровью смертельных ранений, рыцарь все еще сопротивлялся. Клинок все еще слушался его, но он и сам понимал, что осталось недолго. Аргуллы ликовали, предвкушая скорую победу.

«Неужели все напрасно?» – в отчаянии подумал Сигибер. Разум его на миг освободился от немыслимой боли и ужаса безысходности. Искрой последней надежды пролетела мысль, воплощаясь в действие. Шепот заклинания, которое никто не посмел произносить вот уже три столетия, едва уловимо слетел с губ рыцаря.

Аргуллы разом дрогнули, узнав древний язык первоначала. В беспокойстве отступили они, пряча свои отвратительные тела в наползающей со всех сторон мертвенно-холодной удушающей тьме. Невидимая защита Храма рассыпалась искрами серебристо-голубого жидкого металла. Волоча перебитые ноги и крича от боли, Сигибер успел подползти к вратам Храма, метнув в узкий проход свою драгоценную ношу.

Аргуллы взвыли от приступа дикой ярости и бросились следом, но четыре из них тут же были разорваны силой, что заключалась в Храме. Остальные два поспешно отступили и обрушились на умирающего рыцаря…

Перед самым рассветом в сырой полумгле уходящего мрака прискакал гонец, затрубил в небольшой рог.

Между каменных зубцов сторожевых башен замерцали тускло чадящие факелы. С крепостной стены выглянули несколько кольчужников. Скрылись. Выглянули снова.

– Кто таков? – зычным голосом бросил вниз начальник караула.

– Гонец. У меня вести для досточтимого хозяина этого замка – графа Арманьяка, – крикнул тот в ответ.

– И чего ему не спится в такую рань? – пробормотал коренастый кольчужник лет сорока с широким носом и мясистыми губами.

Словно в подтверждение его слов гонец вместо ответа зевнул, широко раскрывая рот, да так, что рисковал сломать себе челюсть. Ночь ли, день – ему не выбирать. На то воля господская. Приказано – исполняй.

Кольчужники скрылись. Гонец шмыгнул носом.

Роса уже упала. Крупная, ледяными брызгами легла она на пустынную дорогу и впиталась в тонкие одежды. Гонец зябко подергивал плечами.

Через минуту подъемные цепи приглушенно заскрежетали, и обитый железом мост опустился, перекрывая глубокий водяной ров. Подведенная стараниями землекопов с ближней реки вода сонно журчала во рве, маленькие водовороты указывали на то, что со дна и почти до поверхности вытянулись в коварном ожидании дерзновенного посягательства на господскую вотчину остро заточенные ржавеющие колья.

Гонец направил коня в ворота. Копыта звонко отстукивали по железу в утренней тишине спящего замка. Мост тут же подняли снова. Соскочив с коня, гонец, слегка прихрамывая на левую ногу, сделал несколько шагов навстречу самому высокому и кряжистому из кольчужников. Углядев цепким взглядом нашивку старшего в рассветной мгле, гонец обратился к нему.

– Я Антонио, гонец Его Светлости графа де Торнеса, – церемонно представился он, отвешивая поклон. – Доложите обо мне сэру Бернару.

Удивляясь высокомерной интонации и заурядной внешности тщедушного гонца, начальник караула ответил не сразу.