Таша Строганова - Близко

Петя гадал, то ли это было желание сократить время общения Петрова с Эдиком, то ли, напротив, стремление побыстрее съехать. А может и всё вместе.

В любом случае, дело касалось Петра напрямую. И это не могло не радовать.

Тянуть с переездом смысла не было, поэтому Петя в тот же день организовал грузчиков. На хвост ему упал и Рома. Ивана со дня на день выписывали, поэтому Бессонов, преисполненный энтузиазмом молодого бычка, ринулся обустраивать им двоим любовное гнёздышко. А для этого забирал Белоусовские пожитки.

В какой-то мере Петя ему сейчас завидовал. Ромка забирать из небольшой двушки на отшибе Москвы шмотки, что начать счастливую совместную жизнь с любимым человеком. А сам Петров забирал вещи оттуда же, чтобы Гошу от себя отселить.

Любимым человеком Литвина он назвать пока не мог. Даже мысленно. Влюблённость ещё не любовь. Это ещё в двадцать можно спутать одно и другое. А в тридцать чётко понимаешь разницу. Да, от Гошика Петю вело со страшной силой, будто стальными канатами прикрутило. Но симпатия, вожделение – это одно. А такие громкие слова, как любовь – всё же совсем другое.

Но как бы Петров себя ни утешал, на душе у него было довольно тоскливо. Ещё и довольный Бессонов со своими шуточками и подколками.

Но хоть Гошик сегодня оттаял. Видимо, его отпустило из-за перспективы оказаться в своём жилье. Мурчал весь день как котёнок. Благодарил, был замечательно вежлив и обходителен. Ни дать ни взять – сын маминой подруги.

Петя думал чуток пообижаться за вчерашний игнор, а потом понял, что они друг друга стоили. И если Литвин решил пойти на мировую, чего ломать комедию и выпендриваться. Тем более, никакой обиды в душе у Петра и в помине не было.

Поэтому он с энтузиазмом руководил переездом и всячески старался произвести хорошее впечатление. В том, что Гошик теперь из его жизни никуда не пропадёт, Петя и так знал. Литвин работал на него. Пусть и не напрямую, но всё же. Так что видеться им придётся в любом случае.

Даже при том раскладе, если Игорь решит продолжать прятать голову в песок.

***

Первой в квартиру впустили Селёдку.

Она сделала пару осторожных шагов, прижав к голове уши, а потом обернулась, посмотрела на своих двоих идиотов-хозяев и сказала «Мяу».

Точнее, хозяин-то у неё был формально один. Но Селёдка, похоже, считала по-другому. Потому что, струсив чего-то нового, прижалась именно к Петиной тёмно-серой брючине.

Ох, как же она любила оставлять свои «метки» везде, куда могла приложить лапу. Петров даже перестал беситься. Просто возил в машине валик для снятия шерсти. Вот и сейчас не стал ругаться, подхватил кошку на руки и вошёл вместе с нею.

– Трусиха, – фыркнул на питомицу Гошик. Он обошёл небольшую студию по периметру, рассматривая всё с видимым удовольствием.

Да, квартира была поменьше той, откуда они только что вывезли вещи, но гораздо новее, приятней и светлее. Не было в ней гнетущего духа советского прошлого и дурацкого плаката с сисястой бабой на двери.

– Классно тут, правда? – Гошик с улыбкой обернулся к Пете. Он стоял напротив окна, залитый солнечным светом. И у Петрова дрогнуло сердце.

– Да, – сдержанно ответил он и кивнул. Выпустил Селёдку и ушёл в ванную вымыть руки.

Ему срочно было нужно взять маленький перерыв, чтобы справиться с эмоциями. Что он там трындел сам себе насчёт лёгкой влюблённости?

Похоже, эта смертельно-опасная болезнь начинала прогрессировать.

Умывшись прохладной водой, он посмотрел на себя в зеркало и покачал головой.

– И как ты докатился, Пётр Андреевич, до такой жизни?

Вопрос остался без ответа, а Петрову пришлось вернуться в комнату. Гоша уже во всю занимался вещами. Разбирал их довольно резво, быстро превращая пустую и немного стерильную квартиру в живую и уютную.

Так же легко он наполнил жизнью и теплом квартиру и самого Петра. Вот только теперь та снова станет склепом. Возвращаться домой решительно не хотелось.

Поэтому Пётр навязался в помощники. А Гошик, явно подобревший от приобретения отдельного жилья, ему позволил.

Около трёх часов они разбирали вещи, двигали мебель, переставляли и обустраивали всё. Петров даже немного вспотел. Пришлось снять пиджак и закатать рукава рубашки. Гошик, на удивление, в нерастянутом свитере тоже, кажется, упрел. Потому что в какой-то момент решительно стянул его и бросил в кресло.

А Петя невольно завис, зацепившись взглядом за полоску светлой кожи в том месте, где задралась у Литвина майка.