Таша Строганова - Меланхолия Драйв

Человеку свойственно уставать.

От тяжёлого труда, изматывающих отношений, нелюбимой работы. Но хуже, когда уставать начинаешь от сытой, комфортной жизни. Когда перестаёшь радоваться хоть чему-то, начинаешь относиться к любым благам как к должному, и всё, на что ты способен – потреблять и скептицировать.

– Коля, ты зажрался, – сказал Илья, прежде чем уйти с парой чемоданов, бросив Колю в его новомодном лофте с видом на Измайловский парк.

Коля Романов, пожалуй, действительно зажрался. Потому что плевать ему было и на Измайловский парк, и на Илью, и на его уход. Который, к слову, случился месяцев восемь назад.

А ведь когда-то и квартира в этом доме была для Коли мечтой. И обставлял он её с любовью. И к Илье был пусть и совсем немного, но привязан. Но что-то поменялось в Романове. Всё опостылело. А в душе поселилась перманентная тоска.

На работе тоже перестало клеиться. Романов выполнял её на автомате. А когда ты художник-иллюстратор, то автоматизм – не лучшее, что можно предложить заказчику. Потому неделю назад Коля ушёл в отпуск. Творческий.

Или кризис. Это с какой стороны посмотреть.

А ещё Коля ушёл в лёгкий интеллигентный запой. До состояния размокшей подошвы не напивался, но каждый день его завтрак начинался с бокала вина. В обед это полировалось ещё парой. И к ужину бутылка пустела.

Домработница Катерина смотрела с едва заметным осуждением и качала головой. Но что Коле Романову её осуждения? Он сам себе стал противен.

Неприятно завибрировал телефон, и Николай, отвлекшись от созерцания Измайловского за панорамным окном, с раздражённым вздохом посмотрел на дисплей. Ему писала Инга, коллега, подруга, нянька, сестра. Всё в одном лице.

Кровной родственницей Болотова ему, конечно, не являлась. Но мозги порой лечила почище мамули.

Общаться с Ингой желания не было. Слушать нравоучения? Увольте. Да и в принципе поддерживать общение и социальную жизнь опротивело. Это стало слишком энергозатратно.

Всё, абсолютно всё достало Колю. Как же он устал.

Застонав, Романов вцепился руками себе в волосы и наклонился вперёд. Ему не было больно, но глухая таска и раздражение на самого себя рвали его на части.

При мысли о том, чтобы скоротать очередной вечер в компании бутылки Chateau Margaux, стало тошно. Надо было срочно что-то менять.

Иначе Коля рисковал потерять не только источник дохода, но и человеческий образ.

***

С Ингой всё же пришлось общаться.

Спустя час после сообщения она явилась лично. Сначала прорвалась через охрану, миновав домофон, а потом начала ломиться в дверь. Пришлось открыть. Хоть соблазн проигнорировать и был велик.

– Романов, ты похож на бомжа Ваську, который ошивается возле моего подъезда, – заявила с порога подруга, оглядев непрезентабельный вид Николая. На том были домашние шёлковые брюки и халат, расшитый турецкими "огурцами». Тоже шёлковый. Но давно нестиранный. Как и сам Коля. – Хотя знаешь, у него на лице хотя бы нет такого выражения, будто он понюхал дерьмо.

– Ты пришла сюда, чтобы меня оскорблять? – Коля приподнял бровь. – Если закончила, выход за твоей спиной.

И он, развернувшись, пошёл вглубь квартиры.

– Нет, Романов, – донеслось ему в спину. – Я только начала!

Коля застонал, понимая, что это продлится очень долго. Он добрался до кухни и налил себе ещё бокал вина. Предлагать Болдиной не стал, та брезговала алкоголем, молоком, мясом и мужчинами.

Абсолютно дистиллированная баба. Ещё и цепкая как репей.

Нравоучения длились не меньше часа. Под конец Коля, растёкшись по дивану, начал засыпать.

– Романов! – рявкнула Инга, пнув его по голени. – Я понимаю, что у тебя творческая импотенция, депрессия, диарея и что-то там ещё. Но будь мужиком, возьми себя в руки. Ты не Хэммингуэй, чтобы бухать каждый день. И не Есенин. Ты обычный фрилансер. И если так пойдут дела, то к концу года ты точно переселишься к Ваське. А его картонный дом не вынесет двоих.

– Боливар, – на автомате сумничал Коля, не потрудившись открыть глаз.

– Самовар, блин, – фыркнула Инга. Потом она вздохнула и сменила тон. – Коль, тебе правда надо взяться за ум. Отвлечься на что-то, вдохновиться чем-то. Влюбиться в конце концов.

– Любовь – это слишком сложно, – отмахнулся Коля. – Я на такое не способен. Я могу влюбиться лишь в идею. Или в композицию. Или в вино.

– Да уж, – проворчала Болотова. – И с ним у вас всё взаимно. Думаю, тебе надо сменить обстановку. Не думал куда-нибудь съездить?