Колин Маккалоу: Прикосновение

Но как быть с Элизабет?

Подкрепившись полпинтой джина, мистер Уотсон не стал задаваться этим вопросом, а миссис Уотсон впала в ступор и ни о чем не спрашивала мужа. Вдвоем они покинули корабль вместе со всем багажом через полчаса после ухода врача, бросив Элизабет на произвол судьбы.

Если бы капитан Маркус настоял на своем, Элизабет ссадили бы на берег следом за ними, но он забыл, что на борту находятся еще три пассажирки. Одна из них срочно созвала на совет две супружеские пары, трех трезвых одиноких джентльменов и самого капитана Маркуса.

— Девушка сойдет на берег, — непреклонно заявил хозяин «Авроры».

— Да вы что, капитан! — возмутилась миссис Августа Холлидей. — Отправлять в незнакомом месте на берег шестнадцатилетнюю девушку, да еще совсем одну — из Уотсонов опекуны никудышные — это уж слишком! Только попробуйте, сэр, и я сообщу вашим хозяевам, в гильдию и всем на свете! Мисс Драммонд останется на судне.

Это заявление и воинственный взгляд миссис Холлидей были встречены одобрительным ропотом ее сторонников, и капитан Маркус понял, что проиграл.

— В таком случае, — процедил он сквозь зубы, — я требую изолировать ее от моей команды. И от остальных пассажиров-мужчин — равно женатых и холостых, пьяных и трезвых. Она будет сидеть под замком в своей каюте и принимать пищу там же.

— Как заключенная? — уточнила миссис Холлидей. — Да это неслыханно! Ей необходим свежий воздух и моцион.

— Если захочет подышать свежим воздухом, пусть открывает иллюминатор, а ради моциона прыгает на месте, мадам. Я хозяин этого судна, и мое слово здесь — закон. Блудодейства на «Авроре» я не допущу.

И Элизабет все пять оставшихся недель этого бесконечного плавания провела взаперти, в собственной каюте — в компании книг и журналов, за которыми миссис Холлидей спешно послала в единственную книжную лавку Кейптауна. Капитан Маркус пошел еще на одну уступку: позволил Элизабет в сопровождении миссис Холлидей дважды в день обходить палубу, но только после наступления темноты. Сам он следовал за дамами и рявкал на каждого матроса, который осмеливался приблизиться к ним.

— Как сторожевой пёс, — хихикала Элизабет.

Как только Уотсоны покинули корабль, она слегка воспрянула духом, несмотря на добровольное заключение; ее отец и доктор Мюррей одобрили бы решение капитана, и Элизабет его понимала. Иметь собственный уголок оказалось приятно, тем более что он был размерами побольше ее комнаты в отцовском доме, куда ей разрешалось заходить только перед сном. Привстав на цыпочки, Элизабет видела в иллюминатор океан — тяжело перекатывающий волны, простирающийся во все стороны, — а во время ночных прогулок по палубе слышала, как волны глухо бьются о борта «Авроры».

Элизабет узнала, что миссис Холлидей — вдова вольного колониста, который сумел сколотить в Сиднее небольшое состояние, открыв для местной аристократии модную лавку. За лентами и пуговицами, шнуровкой и китовым усом для корсетов, чулками и перчатками высший свет Сиднея ездил в «Галантерею Холлидея».

— После смерти Уолтера я заспешила на родину, — вздыхая, рассказывала миссис Холлидей спутнице. — Но обманулась в своих ожиданиях. То, о чем я так долго мечтала, оказалось плодом моей фантазии. Я и не подозревала, что стала австралийкой. Вулверхэмптон казался мне скопищем угольных куч и дымовых труб, и поверишь ли — я с трудом понимала, что говорят люди! Я скучала по детям, по внукам, по простору. Принято считать, что Бог создал человека по своему образу и подобию, а Британия создала Австралию по своему. Но это не так. Австралия — совсем другая страна.

— А разве она называется не Новый Южный Уэльс? — спросила Элизабет.

— Строго говоря, да. Но материк уже давным-давно зовут Австралией, а его жители, будь они из Виктории, Нового Южного Уэльса, Квинсленда или из других колоний, называют себя австралийцами. Как мои дети.

В разговорах они часто упоминали про Александра Кинросса. К сожалению, миссис Холлидей ничего о нем не знала.

— Сидней я покинула четыре года назад, а он, вероятно, прибыл за время моего отсутствия. И потом, он холостяк и не вхож в общество — значит, его имя известно только близким друзьям. Но я уверена, — благосклонно продолжала миссис Холлидей, — что его поведение безупречно. Иначе зачем бы он выписал с родины кузину, чтобы жениться? Повесы, дорогая моя, вообще не женятся. Особенно если живут на золотых приисках. — Она поджата губы и фыркнула. — Эти прииски — вертепы разврата, непристойных женщин там хоть пруд пруди. — Она деликатно кашлянула. — Надеюсь, Элизабет, вам известны супружеские обязанности?