Артур Грабовски: Улыбочку, капитан Бойко!

Бойко горланил во всю мощь, благо стесняться среди мелькающих по бокам черных лесов было некого, когда в неровном свете его фар внезапно высветилась одинокая фигурка. Прямо по ходу движения его машины. Бойко резко вдарил по тормозам, не успевая помолиться о том, чтобы машину не закрутило на гололеде.

– Жить надоело?! – проорал он из окна сумасшедшему, медленно бредущему аккурат посередине дороги.

Тот, похоже, был то ли слишком пьяный, то ли глухой – на окрик даже не обернулся и продолжал удаляться в темноту. Бойко прикрутил звук в колонках, посигналил пешеходу. В ответ появилась рука, продемонстрировавшая капитану средний палец; парень (а, судя по всему, это была явно не женщина) так и не обернулся и с проезжей части не сошел.

Такого хамства Вадим стерпеть уже не мог. Недолго думая, он выскочил из машины и в два прыжка догнал нарушителя, попутно оценив, какая на улице холодрыга.

– Слышь, мужик, ты не охуел ли?!

Дернув того за плечо, Вадим осекся. Никакой это был не мужик – мальчонка какой-то: лицо до глаз замотано задубевшим на морозе шарфом, сверху шапка вся в снегу, капюшон, куртка какая дутая ярко-желтая, рюкзак почему-то нацепленный на грудь. В темноте толком и не разглядишь ничего, кроме этого.

Не говоря ни слова, Бойко подхватил пацана за шкирятник и потащил к машине. Тот тут же что-то замычал и забрыкался.

– Спокойно, полиция, – бросил Вадим, вталкивая его в салон своей тачки. – Не хватало еще, чтобы несовершеннолетние шатались и замерзали насмерть тут, ищи потом вас в этой глуши!

Парень что-то ответил на это, но Вадим его не услышал – обошел машину, сел за руль и в сердцах втопил по газам. Дорога уже не казалась такой уютной и приятной, как раньше.

Пару минут ехали в напряженном молчании. Дорога вихляла, Вадим старался не пропустить нужный поворот.

– Ты откуда такой нарисовался-то? – спросил он, когда впереди появился фонарь, обозначающий перекресток.

– Как это – откуда? Из Новотроиц, дяденька, – послышался неожиданно звонкий и почему-то будто бы смутно знакомый голос, – и я совершеннолетний давно, мне уже двадцать четыре годика!

Бойко снова вдарил, теперь – по тормозам, съезжая к обочине, благо на дороге кроме них по-прежнему никого не было.

Оглянулся, стянул с лица парня шарф и обомлел.

– Юрка! Кисель! Киселев?!

– К вашим услугам.

На узком скуластом лице тут же расплылась широкая довольная улыбка. Темные глаза весело блестели в полутьме машины. Вадим с шумом выдохнул.

Юрка Киселев – парень на десяток лет его помладше, сидел на пассажирском сидении и беспечно улыбался ничего не понимающему Вадиму. Бойко мотнул головой, подумал было даже ущипнуть себя, но не решился. Это казалось совершенно невозможным. Юрка Киселев – Кисель, как его обычно называли – был москвичом и знаком Вадиму был по старой даче в Новотроицах – небольшой деревеньке в Валдайском районе. Там у семьи Бойко был старенький домишко, куда маленького Вадима сбывали на все лето вместе с бабушкой и дедушкой, пока те были живы. Туда же сбывали и Юрку, и кучу других таких же школьников, семьи которых не имели возможностей или средств для Артека, Орленка или любого другого варианта с морем. У Юрки, кстати говоря, как помнил Вадим, такие возможности вроде бы были. Юрка на море бывал. В те голодные детские годы каждого, у кого случался южный загар, запоминаешь навсегда.

Вадим, впрочем, помнил Юрку и без этого, точнее, не его самого, а за давностью лет скорее его образ мелкого вертлявого пацана, который вечно лез к старшим, влипал в неприятности, на бешеной скорости носился по деревне, регулярно сбивая в кровь коленки и локти. Юрка был из уважаемой московской семьи то ли медиков, то ли преподавателей, но отправлялся почти на все месяцы в глушь к бабкам – вероятно, родители не выдерживали его кипучей энергии.

Даже в детском возрасте Вадим понимал, что этот парень – настоящая головная боль и сплошные неприятности: то он требует помощи, чтобы принять роды у залезшей на дерево кошки, то он сам залез так высоко, что без чужих рук наверняка расшибется насмерть.

В Новотроицах Вадим теперь бывал редко – хорошо, если пару раз за лето получалось выбраться. Дом был стареньким, родители – тоже старенькими, никому не хотелось возиться с хозяйством и терпеть лишние неудобства. Юрку и других знакомых из детства Вадим не видел, пожалуй, не меньше десяти лет как, только мама иногда передавала новости от знакомых: кто в армию пошел, кто в институт, кто женился, кто развелся, а кто и вообще уехал из страны. В целом вся эта детская летняя жизнь осталась далеко в прошлом. Особенно – Юрка-Кисель, который был его сильно младше и в общем-то частью детской жизни не был – так, скорее создавал для нее фон. Назойливый, но неизбежный. Как комары.