Артур Грабовски - После нас хоть потоп

Дима…

Юлий знал, что уже находится в районе его студии. Понимал это по тому, как изменилась архитектура, как на улицах стало больше кафе, баров, людей. Он мог бы открыть скаченную в телефон карту города и выбрать маршрут, но все еще малодушно не делал этого. Он взял кофе на вынос, посидел на скамейке какой-то полупешеходной аллеи, поглазел на видневшуюся здесь телевизионную вышку. Дождь прекратился, тучи разошлись. Все вокруг вроде как повеселело.

Юлий упрямо не доставал телефон, чтобы свериться с адресом, старался не смотреть на названия улиц и указатели. Подспудно оттягивал момент встречи, несмотря на то, что прилетел специально за этим.

Артур был прав: Юлий понятия не имел, что собирается сказать Диме. Он сам ушел, забыл и закопал их общее бурное прошлое. Он неплохо жил все эти годы, полные свободы, событий, людей и городов. Юлий не любил Берлин, но, перемещаясь сейчас по его улицам, с удивлением отмечал про себя, что Диме подходит это место. У Берлина было дерзкое, сильное лицо, таящее в себе скрытую угрозу, которая сейчас в общем-то была не видна, но тень которой присутствовала в самом воздухе города. Эмигранты, немцы, подозрительно глядящие друг на друга прохожие, зажатые, дерганные, не похожие на расслабленных ленивцев из южно-европейских городов. У до этого безликого для Юлий города теперь появилось лицо – Димино.

Дима совершенно не изменился. Юлий поразился этому, глядя на мутную фотку Андрея. Он не растолстел, как стало со многими, не облысел, поскольку всегда ходил с очень короткой, почти под ноль стрижкой. Он обзавелся татуировками (попавшая на фото рука в черной перчатке была сплошь покрыта рисунками), скорее всего – новыми морщинами, и наверняка – собственной историей. Это поражало больше всего.

Все это время Юлию отчего-то казалось, что это именно он несется по жизни вскачь, меняя работы, города и страны. Партнеров. Он наслаждался бурлением своей жизни, что так хорошо соответствовало его неуемной натуре. При этом при мысли о Диме в голове возникала все та же каморка в общаге или съемная однушка в Питере – обязательно без свежего ремонта и со старыми окнами. Почему-то казалось, что, покинув Диму, Юлий будто поставил его жизнь на паузу, вернул в то коматозное состояние без перспектив и будущего.

Оказалось, что это не так. Уже вечером, выбирая рейс на Берлин, Юлий запоздало вспомнил, что Дима упоминал, что стал вернувшимся эмигрантом. Смешно сказать, но Юлий даже не знал, почему и когда тот вернулся в Россию. И даже не поинтересовался – откуда.

Дима знал немецкий и английский, но это ни о чем не говорило. И тогда это было неважно. Тогда они жили здесь и сейчас, отчаянно любили друг друга и пытались строить какие-то отношения вопреки всему миру, который был против. Так казалось тогда Юлию. Потом оказалось, что единственный, кто был на самом деле против – это он сам.

Дима вернулся в Европу, его жизнь не закончилась с уходом Юлия. И вот уже сам Юлий, так ценивший вырванную из чужих сильных рук свою свободу, оказался здесь в поисках чего-то, оставленного много лет назад в другом городе и в другой жизни.

Он смотрел на свое отражение в окнах кафе и витринах магазинов. Силуэт расплывался, как и его мысли, не способные собраться в какой-то более-менее стройный поток. В голове мелькали эпизоды из прошлого, некоторые из которых он не был уверен, что действительно случались с ним. Прошло слишком много лет.

Дима стоял, прислонившись к стене, и курил у дверей тату-студии. Юлий заметил его настолько неожиданно для себя, что в первый момент просто отметил это как один из фактов, из разряда: дождь прекратился, загорелся красный свет светофора, Дима курит на другой стороне. В следующий момент Юлий застыл, понимая, что вот сейчас это случится.

Или нет.

Можно пройти мимо, не переходя узкую улицу, нацепить на голову капюшон куртки, свернуть за угол и больше никогда не появляться в Берлине. Можно вычеркнуть из своей жизни эту историю в этот раз навсегда. Вернуться в Польшу, сказать Артуру, что тот был прав. Может быть найти себе парня или какую-то работу, которая увлечет его. Купить билет до Питера, встретиться со старыми друзьями.

Дима смотрел прямо на него. Юлий не был уверен в том, видит ли тот его, узнает ли. Загорелся зеленый. Юлий шагнул с тротуара.

Он узнал, что такое «вся жизнь перед глазами» за эти десять секунд перехода. Сомнений не оставалось – Дима смотрел на него. Он узнал.

Юлий перешел дорогу и теперь между ними было около двух метров. Стоило бы подойти поближе, но Юлий неожиданно осознал, что «не знаю, что сказать» плохо работает в реальной жизни. Все его красноречие и способность к импровизации улетучились под внимательным взглядом знакомых глаз.