Влада Багрянцева - Омега в наследство

– Лекси, лови! – Майкл, размахнувшись, бросил мяч далеко вперед, и по последующему за броском звуку понял, что тот плюхнулся в воду: – Упс!

Собака, помчавшаяся вперед, коротко и обиженно фыркнула, и он, прибавив шаг, увидел, как она крутится у фонтана, спрятанного за кустарником, переминается с лапы на лапу и смотрит на Валери, сидящего на каменном бортике с книгой на коленях. При появлении Майкла омега захлопнул книгу, которая при ближайшем рассмотрении оказалась толстым ежедневником. Валери, одетый в рубашку попроще той, что была на нем днем, и брюки более свободного кроя, даже не потрудился натянуть приветливое выражение лица – смотрел на Майкла устало и обреченно, как на годовалого карапуза, который начинает осваивать большой мир, полный замков, закрытых ящиков и высоких ступенек.

– Извини, я не знал, что ты будешь тут, я не специально мешаю тебе, – сказал Майкл, вылавливая из воды мячик и снова забрасывая его, уже не так далеко. Валери щелкнул ручкой, сунул ее в карман и поднялся с бортика.

– Видимо, нам всем придется привыкать к тому, что вы теперь будете везде, – сказал он, разворачиваясь и шагая по дорожке к дому.

Майкл пропустил это мимо ушей – ну не нравится он своему секретарю, что теперь, еще и по этому поводу заморачиваться? У него и так ближайшие несколько месяцев одни сплошные заморочки, хоть бы там что-то понять, не говоря уже о том, чтобы разобраться в чьей-то голове. Набрав Натаниэля, он поговорил с ним, и от звучания его голоса стало немного спокойнее и проще – в конце концов, ему бы жаловаться. Хлопоты с наследством таких размеров – приятные хлопоты. Завтра он обязательно изучит кабинет отца и поедет в офис его компании, возможно, это прольет свет на многие детали и сделает его чуть ближе и понятнее. Дядя Филипп никогда не говорил про Ричарда плохо, но и хорошо тоже не говорил, его просто не было в жизни Майкла, эта тема избегалась, потом он отвык и спрашивать. Только лишний раз нервировать людей, которые стали ему ближе родителей.

На новом месте не спалось. Майкл, полистав каналы, выбрался из-под Лекси, улегшуюся на нем практически полностью, глянул на халат, висящий на спинке стула, но не стал его надевать – кто его видит, в два часа ночи, – и направился к кухне в одних боксерах. Однако у открытой двери в нее остановился, наблюдая, как Валери в растянутой футболке с мультяшным принтом и свободных шортах, ставит стул у посудомойки, встает на него и открывает верхний шкафчик, чтобы достать коробку с крекерами. Затем слезает, отодвигает его к стене и поворачивается, встречаясь взглядом с Майклом.

– Я не специально! – Майкл, улыбаясь, поднял руки в примирительном жесте, на что Валери ответил:

– Доброй ночи. Если вы за пивом, то оно на нижней полке холодильника.

– Я за лимонадом.

Валери дернул голым плечом, торчащим из съехавшего вбок выреза футболки, прижал коробку к животу и юркнул мимо, задевая край тумбы, точно коснуться Майкла даже случайно, ему было противно. Майкл, отыскав бутылку содовой вместо лимонада, хлопнул дверцей холодильника с чувством уязвленного самолюбия – он ведь в самом деле не прожил тут и дня и не успел намозолить глаза. А отношение к нему такое, будто всех успел достать.

– Это теперь и мой дом тоже, – сказал он, убеждая сам себя. – Это. Мой. Дом. Тоже.

В огромное, во всю стену, французское окно от пола до потолка, состоящее из небольших прямоугольных стекол, по центру прозрачных, а по бокам – разноцветных, падали косые лучи осеннего солнца, освещая спину спящего альфы.

Кертис любил свою спальню и подбирал ее интерьер очень тщательно. Если бы можно было вернуть время вспять, он бы выбрал себе комнату на первом этаже, с прямым выходом в сад, а не на балкон, как сейчас. Хотя и с балкона открывался вид на искусно ухоженный парк с садовыми скульптурами, фонтаном, лужайками и художественно подстриженными кустарниками. Пить там кофе, глядя на зеленое великолепие и солнечные лучи, пробивающиеся сквозь кроны деревьев, было приятно целых пять месяцев в году, с поздней весны по осень. Особенно после встреч с Гленом.

Вставать не хотелось – они с альфой полночи прокувыркались в постели, пили и неспешно наслаждались телами друг друга. В голове все еще было хмельно и тяжело. Он обвел взглядом валяющиеся на полу бутылки и остатки закусок на столике. Есть не хотелось тем более. А вот кофе бы он выпил. Но просить Долли принести его тоже было нельзя – разбуженный Глен вел себя совершенно по-свински. Он привык просыпаться сам. Вообще по утрам этот альфа был как поднятый посреди зимы медведь, а когда его будили, он еще и жалил, как осиный рой. Самому спускаться вниз, на первый этаж, было лень. Хорошо, что уже не надо притворяться, как раньше, и прятать свою связь с Гленом.