Влада Багрянцева - Правда или действие

Наверное, если бы с чего-то нужно было начать рассказывать о себе незнакомому человеку, Костя не стал бы говорить много – ограничился скупыми «Тридцать пять лет, этико-сенсорный интроверт (Драйзер), так и не определившийся бисексуал, давным-давно чемпион края по бальным танцам среди юниоров, потом – чемпион по пересданным экзаменам среди всех групп, но все-таки теперь – ветеринар». Всего этого вполне достаточно для того, чтобы понять, что за человек Костя и хочет ли он заводить еще одно новое знакомство. Обычно – не хотел, но приходилось, потому что выбор профессии обязывал.

– Константин Артемович, ужас же вообще! – Катя, хозяйка спаниеля с благородной, почти венецианской кличкой Валенсио, который в кабинете Кости впервые, чуть не плачет, стоя рядом с металлическим столом, где осматриваются все четвероногие пациенты. – На даче были утром, не успели толком ничего сделать, как вот… Ужас же вообще! И откуда она, тварь, взялась, сентябрь же!

Костя тоже едва не плачет, только от другого – покусанные осами собачьи морды почти всегда вызывают в нем приступ смеха. Животных ему жалко, любых и с любой проблемой, но раздувшиеся, как футбольные мячи, носы и глазки-щелочки – это выше его сил.

– Как же ты так, Валенсио, – вздыхает Костя, открывая чемоданчик с ампулами и шприцами для инъекций. – Съесть ее хотел, да? А она тебя – в морду?

Спаниель виновато поскуливает, неуверенно, извиняясь, роняет хвост с глухим стуком на поверхность стола раз, другой, третий, и пока Костя совершает необходимые манипуляции, смотрит такими несчастными глазами, такими несчастными, прямо как Марк вчера, когда сидел на Костиной кухне, а сам Костя обрабатывал содранную кожу на его колене. Как маленький, ей-богу, и не скажешь, что они с Женькой, Костиным племянником, ровесники, обоим по девятнадцать. Хотя Женька не лучше – он-то лоб расшиб, его тоже пришлось заклеивать пластырем. Все потому, что они оба организовывали веревочный курс для первогодок и вернулись из леса как после столкновения с индейцами, подранные, грязные и уставшие. Марк собирался к себе в общагу, но Костя оставил его ночевать:

– Не беси меня. Тебе до нее топать полтора часа, маршрутки уже не ходят, а денег на такси ты принципиально не возьмешь, проходили. Ложись с Женькой, как обычно.

– Я с ним в одной кровати спать не буду! – захлебываясь и булькая зубной пастой, заявил Женька из ванной. – Он храпит!

– Всегда же спал! – возмутился Марк. – Или ты уже меня не любишь, сладенький? Ой, простите, Константин Артемыч, я думал, вы вышли на балкон.

Выглядел он в этот момент в самом деле растерянным, ведь его типично-натуральские шутки явно предназначались не для Костиных ушей, хотя Костя сам был не прочь пошутить про члены и задницы, но точно не в присутствии друга своего племянника.

Костя никогда не представлял себя в роли отца, но с прошлого года, как только приютил у себя дома приехавшего учиться племянника, только тем и занимался, что исполнял роль няньки для половозрелых раздолбаев – вместе с Женькой в комплекте сразу шел Марк, с которым тот сдружился в первую неделю учебы. За прошедший год Костя неоднократно занимал племяннику денег до стипендии и под разными предлогами обратно не брал, потому что знал, как это – жить в чужом городе и быть студентом, бесчисленное количество раз распечатывал у себя на работе Женькины рефераты и ксерил для него чьи-то лекции, а уж сколько пластырей и йода перевел на Женьку с его другом и считать не стоит. Они с каждого баскетбольного матча приезжали с «повреждениями кожного покрова». С Марком в этом плане было проще, он временами выглядел как существо, обладающее интеллектом, а вот Женька пока оставался здоровым молодым лосем, которому ума не надо, потому что дури на троих.

– Все, можете ехать домой, скоро отек спадет и можно будет дать мягкий корм, – Костя, усевшись за рабочий стол (кабинет и смотровая у него совмещены), быстро пишет рекомендации на специальном бланке. – Сейчас зайдете в аптеку, купите все по списку. Если не будет именно этого, возьмете аналоги.

– Хорошо, хорошо, – кивает Катя, смотря на него так, что он считает необходимым пояснить, что аптека не для людей, а для животных, и пишет вверху бланка свой номер:

– Пришлете завтра фото. Валенсио.

– Доктор, вы такая душка! Спасибо вам, это ничего, если я у вас буду спрашивать, вдруг Валенсио станет плохо?