Георгий Мо - Эровый роман. Книга вторая

Мои слезы увидела Лида ночью. Я сидел на холодной плитке в проеме балконной двери бунгало и не мог надышаться, глубоко втягивая сухой воздух. Она села рядом. Молча. И тоже заплакала.

Горькая луна бессонной ночью была свидетельницей нашего разговора, где рассыпались алмазной крошкой вечерние теплые объятия на закате. Мечты Лиды на совместное будущее таяли в этой ночи, но она не хотела сдаваться, держа в своей ладони мою ладонь и сжимая ее до боли. Она любила так же, как и я, и была в этом одинока.

Я рассказывал ей о своем чувстве и о том, как был истощен им; о ночах, где я выл в подушку, и о нежелании жить; о тех днях, где я таблетки от боли запивал водкой в надежде, что поможет; о том, как пытался утонуть в сотнях женщин; и даже о том, что это не помогало, ведь любовь все так же горела синим пламенем. Я говорил о снах в поисках большого чувства, которые все без исключения были посвящены Надин; про десятки городов между мной и розой, кои ничего не меняют, не помогают выбраться из океана чувств; и о замерзающей душе без трепетных бордовых лепестков, прикасаясь к которым, я когда-то сходил с ума; и о том, как обжигался, но молил еще. Я говорил Лиде о том, как эта больная любовь мне была противна самому до тошноты; и что я бы вырезал эту опухоль, если бы было можно, но душа вновь и вновь на устах с ее именем, где несбыточная мечта детства трещит по швам в минорной ноте перед смертью.

Лида молча слушала меня, прислонившись своим плечом к моему, и плакала. Не потому, что она уходит. Она давно решила за себя, что будет со мной столько, сколько я позволю, и что будет добиваться того дня, когда я однажды не уеду. Больше никогда.

Этот разговор, по сути, стал продолжением того диалога в Берлине, когда впервые Лида отчетливо поняла, что я рядом, но не с ней. Но она все равно держала мою ладонь в своей, сжимая до боли, и шептала что любит меня, не забывая, что простужен я другим цветком. Но как бы больно не было моим пальцам от теплых и крепких тисков ее рук, я все равно не мог желанно уколоться до крови ее лепестками…

Все так же величаво силуэт Андрея главенствует в небольшом закутке кладбища, ведь именно его надгробие отличается такими внушительными размерами. Правда, теперь рядом с ним стоит и другой гранитный камень с не менее внушительными размерами, но пока без лика. Дотронувшись до нее, я расплылся в странной улыбке. На этом памятнике были мои имя, фамилия и дата рождения. Дата смерти на камне отсутствовала, но по моей чудаковатой улыбке можно было подумать, что я знаю эту дату безошибочно.

Это была моя очередная тайна – прижизненный памятник своему телу. Оставленная здесь среди вековых сосен частичка моей души, как способ показать свою любовь другу, пусть и запоздалую. Мои сокровенные душевные терзания о желанной вечной постели рядом с ним. Необходимое место для собственного успокоения. Лишний билет в один конец. Да и сомнения о прижизненной могиле не делали мне большего груза на душу. Они были просто данностью. Объективной действительностью в виде необработанного камня, который ждет мое тело уже как примерно триста дней.

Я снял с себя крестик, который несколько лет был рядом с моим сердцем, пропитавшийся вне его желания моей жизнью. Тот самый крест, который когда-то мне отдала мама Андрея перед его погребением. Я сжал его в своей ладони до боли, ощутив, как каждая грань хрупкого драгоценного металла впилась в кожу. Я подумал о его незавидной доле – помнить все события, которые прошли сквозь меня или рядом: и когда я ненавидел, и когда любил. Он мог бы многое рассказать обо мне и о моих далеко неправедных делах. Но сегодня наши с ним пути расходятся. Опустив его в небольшую ямку у гранитной плиты с моим именем, я выдохнул.

А потом я сел на скамейку вблизи могилы Андрея и стал ему о чем-то рассказывать. Я говорил ему, что теряю смысл жизни, что мир без любви для меня опостылел, что в глазах моих стоит только образ бывшей девушки Надин; что я, как покойник в гробе, усыпан с ног до головы ее розовым ароматом – он укутывает меня тяжелой угрюмой тоской… Я рассказывал другу о том, как я, будучи живым, тоже тлею, потому что в груди не унимается растоптанная любовь, и что накопленные страдания мешают мне нормально существовать. И пусть я себе мог что-то больше придумать, чем это было на самом деле, я жил этим чувством, и оно меня поглощало. Как раковая опухоль распространялась по телу даже без участия Надин и вдалеке от нее. Никакое лекарство из сотен женщин, радостей жизни не помогало остановить страшную болезнь. Ведь и сейчас я бы полетел на всех парах только по одному звонку любимой женщины. Как мотылек на огонь. Не важно, что снова обожгусь и упаду ниц.