Эва Коэн - Под запретом

– Не нужно в коридоре, – через «не могу» придаю своему телу сидячее положение, не показывая виду, как мне на самом деле дискомфортно. – У меня сегодня день рождение, – говорю с грустью в голосе. – Не хочу быть одной – дома и стены смогут согреть, а здесь совсем ничего, – еще тише произношу, чем заслуживаю удивленный взгляд пронзительных синих глаз, и строго поджатых в одну линию губ.

Обговорив все формальности, касательно анкетных данных, я позвонила маме, рассказав, что со мной случилось. Роман Борисович, скорее всего, забыл меня и не помнит тот случай. Я, ведь была ребенком – глупым и несмышленым. Зачем поднимать вообще эти темы, создавая еще большую неловкость?

Прождав перед рентген-кабинетом больше часа, меня умудрились дважды поторопить внутри него, сославшись на чрезмерную нагрузку на сам аппарат и количество пациентов, что отправляет к ним «здешний доктор Айболит», насмешливо называя его «Ромашкой». Еще час проходит за ожиданием описания моего снимка, и только после всех метаний, я снова оказываюсь наедине со своим врачом.

– Рита-Маргарита, – бьет округлым концом пишущей ручки по столу. – Костные структуры в норме, чего не скажешь о затемнении в затылочной области. Уверена, что дома стены обладают не только согревающим эффектом? – опять этот взгляд. Подвисаю на нём. Разглядываю его глаза, вплоть до мелких серых прожилок. Сглатываю. Я помню и другой взгляд…

– Эффект плацебо, весьма спорный медицинский факт, но я склонна ему доверять, чем опровергать, – заламываю пальцы, расфокусировано смотря сквозь них.

– Нужно еще сделать УЗИ, – набирает кому-то по стационарному телефону, строгим тоном сообщая, что от него придет пациента с подозрением на ушиб.

И только я хочу запаниковать, вспоминая, что этот термин может в себе содержать и какую опасность составлять для моего здоровья – в дверь влетает моя мама, а за ней плетется рассерженный отец. Роман и бровью не дернул, продолжая держать трубку телефона около уха.

– К блядине своей торопился, раз дочку не смог нормально довести без приключений, – закрыв рот ладонью, ошарашенно смотрю на Рому. Про себя-то я так могу его называть. Мне никто не сможет запретить.

– Рот закрой! – рявкает на неё. – Забыл я про её день рождение! Каюсь, – разводит руками в стороны.

– Лучше бы это случилось с тобой! А мне лекарства покупать на какие шиши?! – не уступает ему. – Дочка общая! Или другая семья стала ближе? – обиженно выплевывает эту фразу.

– Мам, пап… – пищу, сгорая от стыда. – Вы в больнице.

– По его вине! – гордо вздернув подбородок, толкает его плечом, сокращая между нами дистанцию.

– Ну, мам, – с надеждой смотрю на нее, чтобы благоразумие взяло над ней верх, с учётом того, где они находятся.

Пока я мысленно нахожусь между двух огней, мечтая забрать всю мамину боль из-за предательства отца и ухода из семьи, тем самым затушить пожар, бушующий не первый год, разгораемый все больше из-за общих обвинений, кто-то решает одним махом прекратить этот цирк, заставив встрепенуться родителей.

– Варлан, девушку оформи в травме, – громко, без колебаний в голосе произносит в трубку, невзирая на мои отказы от госпитализации, подписанные мною собственноручно. – И ещё… Ампулы из Америки не трогай. Да. Нужны минимум две. Свиридов может и перетерпеть. Неважно, – последнее сказано с нажимом, а глаза вмиг становятся стеклянными и безжизненными. Вешает трубку. Поворачивается к родителям. – Часы посещения у нас с четырех, – вроде ничего такого не сказал – дело в том, как он это сказал.

Мурашки бегут по телу, нутро подчиняется тембру его голоса, безоговорочным подчинением заполняя каждую клеточку моего организма, заставляя меня зачеркнуть мою же подпись на листке бумаге на отказ.

– У меня такие связи, молодой человек, – папа держит руки в карманах, бросая вызов.

– Тем более, мы её родители, – спохватывается мама, поддерживая оппозицию отца.

– Мне плевать, – сощурив глаза, наблюдает за мной. – Рита… – достает маленький фонарик из кармана халата, максимально склоняясь через стол ко мне. Водит световым лучом из стороны в сторону. – Зрачки разные.

– Что с нашей дочерью? Что все это значит? Боже.. – тарахтит мама, нависая надо мной.

– Это означает, что вы должны немедленно покинуть мой кабинет, потому что дважды я повторять не привык, – бросив раздраженный взгляд на моих родителей, полностью сосредотачивается на мне, отдавая частичку своего профессионализма, внушая веру в его действия.