Виктория Мальцева - 15 минут

Дверь в ванную захлопывается, и мой дом вновь погружается в вязкую убивающую тишину.

Стены и дверь не мешают мне видеть сквозь них: я знаю, что Кай стоит сейчас, уперев руки в гранит столешницы, опустив голову и закрыв глаза. Сколько раз я видела его в такой позе? Сотни.



IAMX This Will Make You Love Again

Жизнь завела во мне давнюю привычку сканировать пространство: «предупреждён, значит, вооружён» — любил говаривать мой покойный отец. Я делаю это машинально, точно так же, как веду глазами круг по зеркалам за рулём.

Он стоит у тротуара, опёршись бедром на сидение мотоцикла. В руке зажат шлем.

Десять шагов до поединка: десять секунд на обдумывание вариантов и усмирение крови. Если я на девяносто процентов англичанин, как утверждает подаренный Викки ДНК тест, то выдержка должна сработать.

На седьмом шаге я вижу то, отчего стройность моих мыслей сбивается, цепляюсь носком за нечто, возможно, край бетонного блока из которых сложен тротуар, и едва не теряю равновесие. Но мне плевать: один — ноль, и забили мне, даже не открывая рта — на его запястье поблёскивает прозрачным пластиком резинка для волос. Пружинка, которой моя жена собирает волосы перед тем, как принять душ.

Ещё несколько недель назад она делала это на моих глазах… только на моих. Фиксируюсь на зеркальных прямоугольниках окон стоящего напротив здания — точка опоры не для взгляда, для духа.

— Отпусти её, — он не любитель прелюдий.

— Нет.

— У вас нет будущего.

Я не отвечаю словами, но он легко читает ответ в выражении моего лица: «Не тебе решать».

— Ты ведь не глуп, понимаешь и сам: если что и было у вас до меня … теперь этого больше нет.

Слишком много слов, слишком. Избыток слов — признак слабости. Пока только признак.

Мне тяжело смотреть на него: первобытные инстинкты не обманешь ни культурой, ни этикой, ни воспитанием. Особенно, будучи искушённым чётким осознанием своего физического превосходства. Я крупнее, шире, выше. И в те вечера, когда не срываюсь в алкогольный морок, я забиваю мысли тренировками, выматываю тело почти под ноль, чтобы у мозга оставалась только одна забота — дотащить тело до кровати. Накопленная мышечная масса в моём случае побочный эффект от основного — усмирительного. И сейчас я не уверен, что смогу удерживать в узде рвущуюся наружу агрессию до самого конца: она в руках, ногах, во всём теле, в каждой мышце, клетке:

— Ошибаешься.

— Она влюблена.

Пауза. Пауза, угрожающая раскрошить мне зубы. Всё моё существо дико воет внутри меня, перед глазами плывёт, и я уже близок к грани, за которой животное во мне победит человека, как вдруг в памяти всплывают кадры, совсем недавно пережитые в супружеской спальне.

Они отрезвляют. Придают уверенности. Самое большое искушение — бросить ему в лицо правду: она была со мной вчера. И принадлежала в те минуты целиком и полностью только мне.

— Предоставим право выбора женщине, — решаю.

— Она уже выбрала.

Ловлю себя на том, что медленно качаю головой, но он не унимается:

— Поэтому повторяю: отпусти её!

И я сдаю позиции:

— Это иллюзии. В её жизни твоя роль была маленькой… и она уже сыграна.

— Отпусти её!

— Ты не знаешь, кто она, — предупреждаю.

— Знаю: поломанная тобой женщина!

— Поломанная. Женщина, — согласно киваю. — Но моя.

Понимаю, что он ненавидит меня не меньше, чем я его — это в его глазах. Ощущаю физически его мысли: он душит меня, рвёт на части, забивает до смерти, и убеждаюсь в его слабости — это он влюбился, не она. Её глаза ещё вчера говорили мне совсем другое: она будет со мной.

Теперь осталось главное: договориться с собой, найти силы и переступить, забыть. Стереть из памяти.

— Ты никогда не простишь ей меня . Не сможешь, — впечатывает напоследок.

И меня, наконец, прорывает:

— Моя женщина слишком сложна для тебя, и ты её не потянешь, потому что глупец и мальчишка: так хочешь видеть желаемое, что не замечаешь главного: мы связаны. Связаны не только жизнью, но и смертью, поэтому не разорвать. А прощение… Сложнее всего выпросить его у самого себя, остальное — вопрос времени и разума.

Я вижу, как впиваются его пальцы в шлем: добела, до виртуального скрежета, который слышим мы оба. Он резко перебрасывает ногу через сиденье своего мотоцикла, уже уверенно натягивает шлем, срывается с места.

И я, прищурившись, снова фиксируюсь на зеркальных окнах здания напротив.