Виктория Мальцева - 15 минут

— Это мерзко. Из одной в другую… — проглатываю приступ рвоты — это, наверное, сигареты с непривычки, никотиновое отравление.

— Такие, как твой, не уходят. Он будет бегать на сторону, но брак для него — святое.

— Какой брак? Его давно нет.

— Браки бывают и такими тоже, Вик.

— К чёрту их. К чёрту, — снова затягиваюсь.

— Не дури и не думай с ним разводиться, — сообщает свои умудренные жизненным опытом соображения подруга. — Он был никем, когда вы начинали жить вместе, а теперь, когда его идеи рвут конкурентов… да-да! Не смотри на меня так! Твой супруг цербер в том деле, которому себя посвятил, а после того, что случилось, его хватка стала ещё крепче.

«Того, что случилось» — так теперь наши друзья обозначают в пространстве и времени катаклизм, пережитый мной и Каем. Никто из них не говорит о нём предметно содержательно, лишь обозначают невинной обтекаемой фразой: «в тот год, когда это произошло», «после того случая», «до того, как всё случилось» и т. д. и т. п.

— Прости, я не хотела тебя огорчать! — оправдывается подруга. — Но согласись, нет ничего глупее, чем уступить незаурядно обеспеченного, зрелого и готового для отношений мужчину другой, когда его становление как бизнесмена и личности пришлось переживать тебе!

Конечно, нет ничего глупее. Особенно после того, что именно мы умудрились пережить и не рассыпаться в прах. И особенно после того, как тебя, дорогая подруга, мой уже давно состоявшийся супруг отшил, невзирая на не самые лучшие времена нашей жизни.

Честно сказать, в последние годы я относилась к повышенному интересу подруг (и не только их) к моему супругу философски: он вполне закономерен, учитывая его успехи и достижения. А с тех самых пор к разумности ещё и добавилась некоторая доля цинизма.

Но всё это имело место до сегодняшнего «прозрения»: моя слепая вера в преданность и заботу друг о друге, в клятвы, которые мы дали в присутствии священника и родни больше десяти лет назад, со звоном врезалась в реальность и разлетелась на куски. Обломки.

Да, мой муж изменяет. Возможно даже, я допускаю, что у него имеются на это веские причины, но мне, как живому существу и женщине, всё ещё отчаянно пытающейся жить, от её Величества Логики не легче.

— Он сказал, что с ней у него пятнадцать минут, а со мной — вся жизнь.

— Ну так, тем более! Прости меня сейчас, дорогая, но вот здесь я совершенно согласна с твоим супругом: глупо уходить от состоявшегося мужа, чтобы нарваться на очередного козла, убедиться в том, что он ещё больший козёл, чем предыдущий, бросить его и обнаружить маячащий на горизонте климакс. Это в лучшем случае.

Не могу поверить своим ушам: когда этот мир успел настолько прогнить? Я не заметила.

— А для снятия болевого синдрома всегда есть старое доброе, апробированное веками средство — показывает феноменальные результаты в реанимации убитой самооценки. Оно же — бальзамическая субстанция с эффектом анальгетика, — подмигивает‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍.

— Какое?

— Заведи любовника!

Вот мы и добрались до сути всего этого экскурса.

— Хватит! Руки не ломай! Действуй! — внушает.

Действуй! Действуй! Действуй! — гудит моя голова.

— Помнишь, ты пару недель назад говорила…

— Не помню! — отрубаю, надеясь задушить этот разговор в зачатке.

— …про парня… молоденького… в художке твоей, что ли? Ансель, кажется? Ты сказала, глаз с тебя не сводит!

— Замолчи! — прошу.

Адити обиженно поджимает губы, затем, хлебнув ещё вина, постановляет:

— Ну и зря! Душу бы отвела, с мужем бы расквиталась, получила бы удовольствие!

Удовольствие… в последние годы это запретный плод: я не позволяю себе испытывать радость. Варюсь в чувстве вины, сожалениях и тупой хронической боли. Никому не легче от моих душевных самоистязаний, но данный вполне разумный вывод никак не влияет на мою способность полноценно жить. Кажется, грусть и подавленность стали моей потребностью.

— Слушай… ты знаешь, а я ведь лет сто не видела тебя такой… такой…

— Какой?

— Живой… Да, точно! Именно живой! С тех пор, как это случилось , ты… поменялась.

Я знаю, что поменялась. В одном слове-определении, только что выданном подругой, заключена трагедия всей моей жизни.

— Ты что-то путаешь, дорогая, — вымучиваю улыбку и тянусь за стаканом, чтобы скрыть от Адити тот простой факт, что в данный момент я нахожусь на грани эмоциональной перегрузки.