Федерико Моччиа - Три метра над небом. Трижды ты

– Я думаю, он уже давным-давно не воспринимал меня всерьез, а не то бы он не устроил мне этот фокус. Смотри, он ударяется головой, а я, огорчаясь и думая, что у него могут быть осложнения, обнаруживаю все это… Это несправедливо.

– А ты его любишь?

– Очень люблю, но я его ненавижу. Я бы с удовольствием его побила.

– Воспользуйся этим сейчас, пока у него сломана рука!

– Знаешь, а я бы серьезно его избила…

– Что будем есть?

Они решают взять два кофе и продолжают говорить.

– Но он тебе никогда ничего не говорил?

– Нет.

– Можно я скажу тебе одну вещь? Если ты его так любишь, а он ее бросил…

– Да, но я не знаю, почему они расстались, кто это решил, я ничего не знаю.

– Да ладно, он ли, она ли – какая тебе разница? Важно, что между ними все кончено, разве нет?

– Да, конечно.

– Ну вот, тогда забудь об этом, иди дальше, у вас есть дочь. Может, он больше никогда этого не сделает и больше никаких женщин у него не будет. Это была его единственная слабость, и ты всегда это знала, правда же?

– Да, но он мне поклялся.

– Думай об Авроре, дай ему понять, что он не ошибся, что он сделал правильный выбор, что ты гораздо лучше нее…

– Но я действительно гораздо лучше нее!

– Тогда напомни ему об этом. Не удручай его этой ошибкой. Не думай больше о ней. Лучше думай о том, сколько времени вы можете провести вместе, вдвоем, только вы двое и Аврора…

– Вот, и здесь тоже проблема…

– Еще одна?

– К сожалению, да. Не знаю, будет ли у меня на все это время.

Эле смотрит на нее с недоумением, не понимает.

– Я только что была у онколога. У меня опухоль.

Эле хотелось бы быть сильной, но она ничего не может с собой поделать и начинает плакать. Смотрит на Джин и молча плачет, не в силах ничего сказать, не в силах вымолвить ни слова, но, наконец, немного придя в себя, может лишь прошептать:

– Прости меня…

– Да что ты, пустяки. – Джин ей улыбается. – Представь себе, он мне сказал, чтобы я с кем-нибудь поговорила, выбрала кого-то из самых дорогих мне людей, чтобы не нести это бремя одной, и я выбрала тебя. Но мне кажется, что я ошиблась с выбором.

Эле начинает смеяться: она и плачет, и смеется. Потом берет бумажную салфетку, которой раньше вытирала рот, и сморкается в нее.

– Фу, какая я зануда! Черт, мне не стоило бы плакать, но я просто не могу не плакать. Вообще-то я пришла сообщить тебе хорошую новость: Маркантонио предложил мне выйти за него замуж, а ты, как всегда, не даешь мне покрасоваться.

На этот раз смеется Джин.

– Слушай, как же я за тебя рада! Надеюсь, я доживу до этого дня.

– Боже мой, да что ты говоришь? Я уже и так выплакала все глаза. Может, это не так уж серьезно, а?

– Эх, не знаю, но думаю, что серьезно. Врач уже заговорил о чудесах.

Я сижу в гостиной и читаю письма на своем ноутбуке «макбук эйр». Мне гораздо лучше, Ренци сказал, что мне повезло – и в смысле аварии, и в смысле того, что могло бы произойти, если, при всей своей ярости, я встретил бы Пирожка.

– Все в порядке. Пирожок уже больше никогда не сделает ничего подобного. Он уже получил свое – и прежде всего потому, что мы начали эту игру. Особенно – я. Да, в какой-то степени – это моя вина.

Я ему улыбнулся.

– Спасибо, Ренци.

Но всего этого мне мало. Я знаю себя и в эту игру не играю. Эх, не стоило мне делать эти фотографии. Это верно, я чуть не совершил ошибку, этого больше не повторится.

Я слышу, как открывается дверь.

– Это ты, любимая?

– Нет, я вор.

– Точно, ты украла мое сердце.

Она начинает смеяться и кладет сумку на стол. Это наша обычная шутка. Потом она подходит ближе и целует меня.

– А как Аврора?

– Отлично. Мы играли, ее просто заворожили мои пальцы. Я шевелил ими вот так, перед ее лицом, но не слишком близко. И, в конце концов, она схватила мой палец и сжала его. Это что-то фантастическое, серьезно.

– Ты же мыл руки, правда?

– Ну конечно.

Я напускаю на себя серьезный вид, но, к сожалению, не могу не улыбнуться.

– Прекрасно видно, когда ты врешь. Я же тебе говорила, чтобы ты всегда мыл руки.

– Но я их помыл утром и не выходил на улицу, значит, это не ложь!

Я вижу, как Джин поворачивается, и на секунду ее взгляд, кажется, становится жестким: она готова открыть рот, что-то мне сказать, но словно передумывает, решает этого не делать и, наконец, улыбается.

– Ну хорошо, допустим. Но только никогда об этом не забывай.

– Конечно, нет, я же тебе пообещал.

Я вижу, как у нее напрягается спина. Она больше не отвечает, а уходит в спальню. «Как странно, – думаю я про себя, – но по сути это нормально, она недавно родила и еще в напряжении».