Евгений Шишкин - Южный крест

На днях Марине позвонила Любаша. Она сообщила, что скоро, опять в апреле, поедет к Черному морю, в тот же санаторий, и приглашала Марину с собой:

— Помнишь, как здоровски отдохнули? Чё смеешься? Разве не здоровски? — шумела телефонная трубка. — Поехали со мной!

— Два раза в одно море не войдешь, — ответила с грустной усмешкой Марина.

После разговора с Любашей она долго сидела изумленная: неужели прошел год? Так мало — всего-то год. И так много — целый год! За этот год она прожила словно бы особенную, отдельную от других лет жизнь. Как на счастливом карнавале. Как в страшном сне.

О прошлом Марина жалела и не жалела. Кайся не кайся, а прошлого не вернуть. С другой стороны, за одного битого двух небитых дают… Ей было бы уже пусто без этого прошлого, без пережитого. Романа Каретникова она вспоминала все реже. Она считала, что любовью к Роману переболела, будто скарлатиной или каким-нибудь коклюшем. Такой болезнью заражаются и переваливают многие и наперед получают иммунитет к подобным инфекциям. «Где вы сейчас, дорогой Роман Василич?» — с улыбкой на устах спрашивала Марина и в ответ себе пожимала плечами.

Но не о Романе Каретникове тревожилось сердце. В Никольск из кровоточащей Чечни возвращались покалеченные военнослужащие, приходили с грифом «Груз 200» убиенные на затянувшейся спецоперации контрактники. Теперь Марина уже по привычке спешила с работы домой, чтобы не пропустить на всех телевизионных каналах новостные передачи, в которых были непременные репортажи из Чечни, съемки в госпиталях, интервью с военными. Там, где-то среди людей в камуфляже, находился Сергей. Вдруг покажут, вдруг что-то сообщат про солдат из Никольска.

Из Чечни Сергей не писал, только к Новому году прислал поздравительную открытку и денежный перевод. За такое молчание Марина его не осуждала, не смела осуждать. А увидев однажды Татьяну — случайно, издали — из окна своей конторы, она уж было кинулась за ней на улицу, разузнать, пишет ли ей Сергей. Но подавила порыв, натолкнувшись в душе на знобкое чувство ревности. Нет, примирения с Татьяной она теперь не хотела.

— Мам! Ты где так долго ходишь? Я тебя жду, жду! — накинулась на Марину взъерошенная и зареванная Ленка. В руке она держала исписанный листок бумаги. Без труда угадывалось — письмо.

В какой-то момент у Марины потемнело в глазах: слезы и суматошный, издерганный вид дочери обескуражили ее, унесли в короткое бессознательное затмение. Марина пошатнулась, вздрогнула и больше по губам дочки, чем собственным слухом, разобрала слова:

— Папа раненый! Он в госпитале!

— Живой? — охрипло спросила Марина.

— Живой. Сам пишет!

— Чего ж ты ревешь тогда? — выкрикнула Марина. — Перепугала меня всю!

— Жалко! Папку жалко. Ему две операции делали. Осколки доставали. Еще, говорит, один осколок остался.

«Слава тебе, Господи, он жив!» — мысленно вознесла хвалу Марина.

Письмо Сергея из госпиталя в Ростове-на-Дону было адресовано дочери — на конверте значилось: «Кондратовой Елене». Лишь в конце письма краткая строчка посвящалась Марине: «Маме передавай привет». Увидев эти три слова, написанные знакомым почерком, Марина незаметно от дочери сглотнула слезы в горле. Не забыл… Пусть и, махонький, а все равно шажок навстречу.

В тот же вечер Ленка села писать ответ отцу, уединившись в своей комнате. Она вырвала из чистой тетрадки срединный двойной лист и выбрала ручку, которая писала чисто, без жирных подтеков пасты. Как ни старалась Ленка выписать буквы пошире, покруглее, письмо выходило коротким, едва переползло на вторую страницу. Писать про школу ей не хотелось: за текущую учебную четверть выходила тьма троек. Рассказ про погоду (такие пишут друг другу все взрослые) уместился в пару предложений. «Полка, которую ты починил, висит теперь крепко», — написала Ленка и опять стала грызть ручку, придумывая, чего бы насочинять.

— Мам! Мама! Подойди ко мне! — прокричала наконец она, призывая в помощницы мать. Как только Марина показалась в дверях, Ленка спросила: — А папа пойдет еще на войну? После госпиталя?

— Я не знаю, — растерянно ответила Марина.

— Мам, можно, я напишу, что мы его ждем дома? — спросила Ленка и уточнила: — Здесь ждем, вместе с тобой. Можно?

— Напиши, — ответила Марина, все еще находясь в какой-то растерянности. — Обязательно напиши. Конечно, напиши!

Ленка склонилась к листу, начала выводить: «Папа, выздоравливай скорей. Больше на войну не ходи. Мы с мамой ждем тебя дома».