— Сергея в Чечню забирают. Вот сказать пришла… Меня Таней звать. Вот те крест, Марина, я вашу семью разбивать не хочу… Нельзя его туда отпускать.
— Как «забирают»? — промолвила Марина. — Кто забирает?
— Сам он уходит, контракт подписал. Ты бы собиралась поскорей. Может, поспели бы…
Отрывистые слова разговора в прихожей, всполошная суета, быстрые шаги подняли с постели и Ленку. Она выглянула из своей комнаты в дверь, увидела папину тетку.
— Девчонку тоже можно с собой взять, — сказала Татьяна, кивая на Ленку.
— Собирайся, быстро! — скомандовала дочери Марина.
Утро было холодное — стояла уже глубокая осень. На выцветшей палой листве лежала белая соль заморозка. Некоторые лужицы по окрайкам подзатянул тонкий, с разводами лед. Зябко сквозил низовой ветер. На автобусной остановке пришлось померзнуть.
Автобусы ходили редко и оттого в этот пиковый час — битком, едва втиснулись. Ленка жалась к Марине, иногда снизу вверх косилась на Татьяну, которую привел в их дом какой-то исключительный случай. Она слышала разговор тетки с матерью о Чечне, о папе, о безработных с завода, она понимала, что папа и еще какие-то дяди собрались куда-то далеко на Кавказ, но не понимала, чем может обернуться их поездка, а лезть сейчас с вопросами к матери, в автобусной толкучке, не смела.
Марина с Татьяной в автобусе тоже не обмолвились словом. Отговорить, подбить Сергея на отказ от контракта Марина не надеялась: не отступит он от своего, тем более повязанный такими же, как он. Но в душе она все же держала песчинку надежды, шанс на чудо: вдруг какая-то потусторонняя сила, даже какое-нибудь недоразумение, неуправка переломит ход событий, и удастся Сергея отвести от жуткого найма. Любой ценой спасти, лишь бы на войну не ушел. А там живи где хочет. Хочет — с ней. Марина без ревности поглядывала на попутчицу Татьяну. А захочет — пусть возвращается. Казалось, и Татьяна, не пророня сходных слов, разделяла Маринины мысли. Оттого и ехали молчком.
Набор контрактников в Чечню в Никольском военкомате не секретили. Про наемников, которых почему-то называли закавыченно «чеченцы», говорили в городе без живости, обреченно, сочувствуя тем, кто искал себе на этой службе весомо оплаченное, но чересчур валкое место под солнцем.
В перегруженном дребезжащем автобусе до комендатуры тащились долго. У здания комендатуры и у ворот соседствующей воинской части людей почти не было — редкие, случайные прохожие. По всем приметам, народ с проводин разошелся, разъехался. Между тем за глухим бетонным забором воинской части звучала духовая оркестровая музыка. Бравурная, зазывная «Славянка». Значит, еще не уехали, все там!
Татьяна и поспевающие за ней Марина с Ленкой подбежали к приворотной кирпичной будке контрольно-пропускного пункта, сунулись в двери. Внутри дорогу преградила вертушка и сержант с повязкой на шинели, со штык-ножом на ремне.
— Куда? — без строгости, лишь с удивлением спросил он.
— Туда! Проводить! — выпалила Татьяна.
— Кого? Если «чеченцев», так они уж уехали. Минут десять, как уехали, — сказал сержант. — Тут все быстро прошло. Перекличка — и в машину.
— Не врешь? — строго взглянула на военного Татьяна. — Может, там они? Чего музыка играет?
— Репетиция у музыкантов. Каждый день так гудят. Не верите — сами поглядите. — Сержант нажал педаль вертушки.
Татьяна, Марина и Ленка пробрались через крутнувшиеся четвертины вертушки, вышли на внутреннее крыльцо КПП. Большой плац в осенних лужах с одной стороны поджимали казармы, с другой — щиты с рисованными плакатными солдатами на строевой подготовке. У невысокой трибуны дудел оркестр. Несколько солдат с духовыми инструментами без дирижерского управления гремели легендарным маршем.
— Не успели, — обронила Татьяна.
Марина посильней сжала узкую холодную ладонь Ленки.
Возможно, простудившись, а скорее всего — от нервного озноба Марина к вечеру того же дня сильно захворала: ударило в поясницу, ломота в суставах… Всю ее разбило, как старую изъезженную телегу, свалившуюся под откос… Ухаживала за ней Ленка, которая после отбытия отца как-то заметно повзрослела, стала за собой мыть посуду, перестала играть в куклы. Маленькими ладошками она усердно натирала матери спину пахучим меновазином, ставила ей горчичники, строго по часам давала таблетки, прописанные участковым врачом, приняла на себя домохозяйство.
Весна до Никольска добралась нынче поздно. Март уже перевалил за свою середину, а повсюду еще лежал снег, почти не тронутый потайкой; дворники еще и не пробовали отдолбить лед с тротуаров; никто не переменил зимних пальто, тулупов и шуб на демисезон, а детишки по-прежнему катались с ледяных горок. Но ко всему происходящему стало чаще приглядываться солнце. Стало быть, весна неминуемо наступала.
Читать дальше