Эсси Саммерс - Розы в декабре

Время тянулось невероятно медленно, когда она наконец услышала, что мужчины возвращаются. Не надо тут же бросаться к Эдварду; он еле на ногах стоит от усталости, грязи и голода. Позже, позже, когда дети улягутся.

За обедом она бросила как бы, между прочим:

— У меня там бездна всякой всячины скопилась. Надо бы посмотреть, что к чему. Не могли бы мы сразу после еды этим заняться?

— Извините, Фиона, но мне надо сделать кое-какие записи по коннозаводским делам. Прямо кровь из носа. Перед ужином, ладно?

Труди не стала дожидаться Эдварда и выпила с детьми чашку какао. Когда Эдвард пришел на кухню, Фиона сидела одна в старинном кресле-качалке перед камином, блики огня играли на рыжих волосах. На ней еще был фартук с нагрудником. Пальцы были освещены пламенем камина, она вязала носки для Уильяма и дошла уже до пятки. Перед глазами Кэмпбелла вспыхнула яркая картина прошлого: у камина другая Фиона, его бабушка, и она вяжет носки ему, маленькому Эдварду. Как странно, что эта девушка, которую он впервые увидел в ночном заведении в Эдинбурге, сидит в бабушкином кресле-качалке и вяжет четырьмя спицами, что в наши дни не так часто увидишь.

— Я в вашем распоряжении, Фиона.

Она поднялась и погасила всюду свет. Пропуская Эдварда впереди себя в кабинет, Фиона чувствовала, как колотится сердце. Эдвард подошел к бельевой корзине и заметил:

— Внушительная куча, не правда ли? Могу представить, как вы аккуратно все просматривали. Что, если предать все это огню?

Она остолбенела.

— Никогда в жизни! Потом будете рвать на себе волосы. Надо все просмотреть. Но сначала...

— Сначала? Что, сначала?

— Я хочу кое-что показать вам, Эдвард.

Что-то в ее голосе насторожило его. Она извлекла конверт из нагрудного карманчика на фартуке.

— Эдвард, может, это и не то, о чем я думаю... на что я надеюсь... но это письмо вашему брату. Оно до него так и не дошло.

Совсем озадаченный, он взял из ее рук конверт, взглянул на адрес и сразу узнал почерк.

— От Флер, — задумчиво проговорил он и осторожно, словно боясь спугнуть содержимое, открыл конверт и пробежал глазами первые строки. Фиона увидела, как у него распрямились плечи. Он глубоко вздохнул и посмотрел на нее. Это было то самое предательское письмо, которое Флер послала Роберту. Неполученное письмо.

Эдвард Кэмпбелл тяжело опустился в кресло у стола, спрятал лицо в ладони и некоторое время так сидел. Фиона подошла к нему, склонилась и положила руку ему на плечо. Он поднял голову. У него был такой вид, словно он сбросил добрый десяток лет. Даже глубокие складки на лице как будто разгладились. — Значит, это все-таки был несчастный случай, — произнес он и зарылся лицом в клетчатый фартук; затем встал, обнял ее обеими руками, прижал к своей груди, наклонился и поцеловал. От души.

Фиона почувствовала, как по всему телу разливается блаженство.

Потом они занялись делом. Закончили где-то в полночь, но хотя изрядно утомились, дух был бодр.

— Эту последнюю связку писем я сожгу в кухонном камине, — заявил Эдвард, поднимая корзинку для ненужных бумаг.

Фиона взяла метелку из шерсти для стирания пыли, которой она прошлась по последней книжной полке, и вышла в коридор. Дверь в комнату Ранги была открыта, и, проходя мимо, она заглянула туда. Эдвард стоял у портрета Ранги и улыбался. Словно моля ее о прощении за свои сомнения относительно Роберта. Рангимарие. Дорогая Рангимарие, которая по сию пору не утратила своей благодатной любовной власти в этом доме.

Они пили чай в молчании. Еще никогда дух гармонии не чувствовался столь реально в этом доме. Дети сладко спали, любимые и оберегаемые, хозяин наконец избавился от тяжкого бремени. А Фиона Макдоналд... она была счастлива тем, что помогла человеку, которого любила.

Они вместе дошли до ее спальни и остановились. Эдвард взял ее за руку:

— Спасибо за все, Фиона, теперь я могу спокойно уйти.

Ее глаза, неясные в слабо освещенном коридоре, смотрели на него вопросительно. И он ответил на этот вопрос:

— Я хочу сказать, что, наконец, узнал покой.

— Чем, например?

В глазах его вспыхнули бесовские огоньки.

— Ну... скажем, ухаживанием.

На следующее утро, когда Эдвард объявил, что едет в Уэйнвуд-Хиллз сразу же после завтрака, Фиона поняла, что была дурочкой, послушавшись своего сердца.

Виктория, сама того не ведая, только подсыпала соль на рану, сказав:

— Ну не глупый ли дядя Эдвард? Я его спрашиваю, чего ему надо в Уэйнвуд-Хиллз, а он говорит, что надо позарез позвонить по телефону. Я ему говорю: «Что за чушь, у нас же есть передатчик». И знаешь, Элизабет, что он ответил? Он сказал: «Малыш, нельзя же на весь свет Божий кричать по радио о своих секретах». Эти взрослые иногда глупее детей. Да, Дебора снова уехала в Данидин.