Джуд Деверо - Дикие орхидеи

На следующий день в машине, когда мы пустились в долгий путь от дома отца Пэт к себе домой, она сказала:

— Что стряслось с тобой вчера?

Я не стал распространяться. По сути, я вообще почти ничего не говорил но дороге домой: обдумывал слова отца Пэт о том, что он хотел бы убить того пацана. Разве может человек, который почти ослеп, убить кого-то? Одно ясно наверняка: если ему удастся провернуть эту штуку, никто его не заподозрит.

А какое наказание заслуживает этот мальчишка? Просто подкрасться к нему сзади и застрелить явно недостаточно. Он должен страдать так же, как страдают люди, любившие мать Пэт. У него необходимо отнять то, что ему дороже всего на свете. Но что любит больше всего на свете этот пацан? Выпивку? Папашу, который отмазал его от тюрьмы?

А что с матерью Пэт? Я задумался. Как насчет ее души? Неужели ее душа, самое ее существо, покинула землю только потому, что тела больше нет? А вдруг ее мужу или дочери понадобится помощь? Поможет ли она? И как вообще выглядит мир душ? Там ли первый муж Пэт? Ее маленький сын? Души детей, которых она не выносила? Эй! А как насчет пьяного доктора, который «случайно» вырезал ей матку? Может ли ее бесплотный дух что-то с ним сделать?

Когда тем вечером мы вернулись домой, Пэт странно поглядывала на меня, но она тогда часто говорила, что чем глубже я задумываясь, тем молчаливее становлюсь. Съев сандвич и почистив зубы, я подумал, что неплохо будет дойти до пишущей машинки и набросать пару идей на бумаге.

Это, конечно, не значит, что я настоящий писатель — когда-то, пусть даже через миллион лет, действительно напишу роман про преступление-призраков-месть. Но возможно, в будущем мне пригодятся эти идеи для одной из моих хороших книг. Вы же понимаете, великий литературный шедевр принесет мне Национальную книжную премию, и Пулитцеровскую тоже.

Когда я подошел к пишущей машинке, которая стояла в нише в гостиной, я удивился, увидев, что оставил ее раскрытой. Обычноя не отличался забывчивостью. На клавишах лежала записка: «В холодильнике три сандвича. Пиво не пей, тебя от него клонит в сон. Если завтра в четыре часа ты все еще будешь здесь, я позвоню тебе на работу и скажу, что ты заболел».

В другой раз я бы заплакал от благодарности: как же мне повезло с женой, она так меня понимает! Но у меня уже не осталось слез. Она зарядила в машинку чистую бумагу, и мне только и оставалось, что застучать по клавишам.

«А чего тут такого? Это ж была просто старуха». Эти слова я напечатал первыми. А потом они хлынули из меня потоком. В первый раз, когда на страницах книги появился призрак убитой женщины, я подумал: я не могу этого сделать. Это не литература. Но потом я вспомнил речь одного известного писателя, автора бестселлеров. И говорил он так: «Ты не выбираешь, что писать. Никто не спускается к тебе на розовом облаке и не провозглашает: я, мол, собираюсь даровать тебе способность писать. Какой талант ты предпочитаешь? Как у Джейн Остен, талант, который будет жить в веках, или тот, что принесет тебе кучу денег, пока ты жив, но умрет вместе с тобой? Никто не дает тебе выбора. Ты просто принимаешь тот талант, который тебе дается, и по четыре раза вдень благодаришь Бога за то, что он у тебя вообще есть».

На протяжении последующих месяцев мне не раз приходилось вспоминать эти слова. Я даже напечатал их на листке бумаги и повесил на стену над пишущей машинкой. В какой-то момент Пэт подписала внизу: «Аминь!»

Я так и не вернулся в свой класс, полный студентов, не говорящих по-английски. Пэт сообщила на работу, что я болен, и неделю вела занятия сама, однако после того, как третий по счету студент предложил ей выйти за него замуж, чтобы он смог остаться в США, она уволилась. И сказала им, что я тоже уволился.

Мне потребовалось шесть месяцев, чтобы написать эту книгу. За все это время я ни разу не вышел подышать воздухом. Я смотрел на Пэт — и не видел се. Насколько я помню, мы даже не разговаривали. Я не задумывался о том, как ей удается платить по счетам без моего дохода, подозреваю, ей помогал отец. Я правда не знаю. Книга заполнила собой всю мою жизнь.

И когда я закончил ее, то повернулся к Пэт, которая читала, свернувшись калачиком в углу дивана, и сказал:

— Я закончил.

Пока я работал, она ни разу не попросила прочитать что-нибудь, а я ни разу не предложил. И теперь я смущенно проговорил:

— Хочешь почитать?

— Нет, — быстро ответила она, и я едва не рухнул на пол. Что я наделал? Неужели она меня ненавидит?