— Ты сама не понимаешь, что говоришь, милая.
— Ты просто не замечаешь, что я чувствую себя неловкой и неумелой. Да я и есть именно такая!
Мэтт проглотил усмешку и мрачно осведомился:
— И неумелой тоже? Неужели все так плохо?
— Гораздо хуже — И это все причины, по которым ты так боишься вернуться к тому, что было одиннадцать лет назад?
«Ты не любишь меня, черт возьми!»— подумала она.
— По крайней мере те, что я считаю важными, — солгала Мередит.
Мгновенно успокоившись, Мэтт убедительно ответил:
— Думаю, мы сможем преодолеть все препятствия прямо сейчас. Я не преувеличивал, когда говорил о детях. И о карьере тоже. Надеюсь, твои тревоги об этом улеглись. Что же касается других женщин… эта проблема ненамного сложнее. Знай я, что этот день настанет, поверь, жил бы совершенно по-другому все эти одиннадцать лет К несчастью, я не могу изменить прошлое, однако готов поклясться, что оно, это прошлое, не такое уж грязное или бурное, как ты привыкла считать. И поверь, — добавил он, с нежной улыбкой глядя в ее запрокинутое лицо, — ты — все, что мне нужно в жизни. Все.
Беспомощно, как бабочка к огню притягиваемая хрипловатыми нотками в его голосе и чувственным, неотразимым блеском глаз, Мередит молча наблюдала, как Мэтт сбрасывает спортивную куртку и швыряет ее на диван, но, совершенно ошеломленная его словами, не понимала смысла происходящего.
— И выбрось из головы все мысли о фригидности. Это чистый абсурд. Воспоминания о том, что я испытал в постели с тобой, преследовали меня все эти годы. И если считаешь, что ты одна чувствовала себя неуверенно всегда, когда мы были вместе, то ошибаешься. Я не раз чувствовал себя ни на что не пригодным. Как бы часто я ни твердил себе, что не нужно торопиться, следует попытаться дать тебе настоящее наслаждение, так и не смог ничего поделать, потому что стоит мне прикоснуться к тебе, и я теряю голову от желания.
Слезы радости и облегчения обожгли ее глаза. Он хотел сделать ей дорогой подарок на день рождения, но слова его были куда более драгоценным даром, так много значившим для нее. Мередит зачарованно слушала, как он шепчет:
— Телеграмма твоего отца терзала меня много месяцев. Я мучился, повторяя себе, что ты наверняка осталась бы со мной, если бы я любил тебя больше, лучше, сильнее…
Неожиданная улыбка осветила его мужественное лицо, а в голосе появилась шутливая торжественность:
— Надеюсь, вопрос о фригидности больше не возникнет.
Мэтт заметил, как на бледных щеках Мередит вспыхнули красные пятна. Очевидно, его слова подействовали на нее.
— Остается лишь одна крошечная причина, из-за которой ты не хочешь оставаться моей женой.
— Какая именно?
— Ты считаешь себя неумелой и…
— Неуклюжей, — рассеянно вставила она, пристально глядя, как он лениво развязывает галстук. — И… и ничтожной.
— Представляю, как все это должно было на тебя подействовать, — с притворной мрачностью согласился Мэтт. — Но, думаю, скоро твои сомнения рассеются.
Он расстегнул верхнюю пуговицу сорочки.
— Что ты делаешь? — возмутилась Мередит, широко раскрыв глаза.
— Раздеваюсь, чтобы ты могла сделать со мной все, что пожелаешь.
— Не смей расстегивать вторую пуговицу… кому я сказала!
— Ты права. Этим следует заняться тебе. Ничто не дает человеку ощущения большей силы и всемогущества, чем возможность вынудить другого человека стоять совершенно неподвижно, пока его раздевают.
— Кому и знать, как не тебе?! Ты, вероятно, проделывал это десятки раз.
— Сотни. Подойди ко мне, дорогая.
— Сотни?!
— Я пошутил.
— Не смешно!
— Ничего не могу с собой поделать. Я всегда шучу, когда нервничаю.
— А ты нервничаешь? — пробормотала Мередит.
— Да я вне себя от страха, — серьезно объявил Мэтт. — Никогда еще я так не рисковал. То есть… если наш маленький эксперимент закончится неудачей, я буду готов признать, что мы действительно не предназначены друг для друга.
Последние остатки сопротивления растаяли как дым. Мередит любила Мэтта… всегда любила. И страстно желала его, так же страстно, как хотела, чтобы он отвечал ей взаимностью.
— Это не правда.
Хриплым от возбуждения и нежности голосом Мэтт пробормотал, открывая ей объятия:
— Пойдем со мной, дорогая. Пойдем в постель. Обещаю, что после этого ты никогда больше не будешь сомневаться ни во мне, ни в себе.
Мередит, чуть поколебавшись, шагнула навстречу. Они оказались в спальне, и Мэтт сделал все, чтобы сдержать обещание: заставил Мередит выпить шампанского, чтобы немного успокоиться, заверил, что каждый поцелуй или ласка, которыми она наслаждается, и для него столь же волнующи, превратил свое тело в инструмент для обучения любви женщины, даже голос которой возбуждал его. И не делал усилий, чтобы скрыть или сдержать реакцию на каждое ее прикосновение. Мэтт превратил следующие два часа своей жизни в почти невыносимую пытку, страстные терзания, мучительную агонию, ибо его жена, преодолевшая многолетнюю застенчивость, делала все возможное, чтобы довести его до высшей точки любовного экстаза.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу