— Вытащить тебя из тюремной камеры будет значительно труднее, чем шестнадцатилетних подростков! — Элен оттолкнула его и выскочила из комнаты.
Мы ждали мучительно долго. Жерар проклинал себя за то, что не настоял на своем и отпустил ее одну. Я, как могла, утешала его — Элен была совершенно права.
Мы услышали возбужденные голоса раньше, чем Элен, Люк и Люси переступили порог. Вопреки обстоятельствам, все трое имели вид победителей. Дети взахлеб рассказывали о своих подвигах; Элен сообщила, что советские власти предпочли с нею не связываться, когда она предъявила журналистское удостоверение.
Когда дети заявили о намерении продолжить путь и ехать в Остраву, мне стало плохо: перед глазами поплыли круги, Жерар едва успел меня подхватить.
Резкий запах привел меня в чувство. Жерар водил у меня перед носом клочком ваты, смоченным нашатырем. Я открыла глаза и взглянула на Люси, — вид у нее был пристыженный. Вероятно, взрослые члены нашей компании успели вправить ей мозга, пока мое бездыханное тело валялось в кресле.
Детей нужно было срочно вывозить из Чехословакии. Элен собралась ехать в посольство Франции, — там у нее была куча знакомых, они могли выписать нам паспорта взамен якобы утерянных. Пришлось признаваться в том, что у меня были с собой документы, хотя я и не пользовалась ими из солидарности со своим спутником. Элен забрала мой паспорт, чтобы проставить чешскую въездную визу. Она сама сделала фотокарточки Жерара, Люси и Люка. Как только пленка была проявлена, а снимки отпечатаны, она уехала в посольство, оставив нас на корпункте.
На сей раз ее не пришлось долго ждать. Элен влетела в комнату и заставила нас тут же сесть в машину и ехать в аэропорт — самолет, летевший спецрейсом в Париж, вылетал через час. Работники посольства и французы, случайно оказавшиеся в Чехии, покидали Прагу, на улицах которой раздавались выстрелы.
По дороге нас постоянно останавливали военные патрули.
В аэропорту было совершенно пустынно. Растерянные служащие не знали, куда себя девать. Советские офицеры долго изучали наши документы. Страх полностью парализовал меня. Не хватало грохнуться в обморок прямо на руки солдат!
Нам пришлось бежать по летному полю, в конце которого готовился к отлету единственный самолет с надписью «Эр Франс» на борту. Трап уже убирали, когда мы наконец достигли цели, с трудом переводя дух.
Дети уже поднимались на борт, когда Жерар взял меня за руку.
— Я остаюсь, — я решила, что неправильно поняла его.
Мы стояли на нижней ступеньке трапа, глядя в глаза друг другу. Выражение лица Жерара не оставляло сомнений в серьезности его намерений. У меня не оставалось времени на размышления — я должна была доставить детей в безопасное место, да нужна ли я Элен и Жерару. Вряд ли!
Жерар попытался меня обнять, но я выскользнула из его рук и пошла по ступеням, не оглядываясь.
— Постарайся меня понять! — его возглас долетел снизу.
Я вошла в самолет, люк захлопнулся у меня за спиной.
Мы летели в Париж без промежуточных посадок. Дети притихли; может быть, поняли наконец, какой опасности удалось избежать, и теперь беспокоились за оставшихся. Я попробовала взять себя в руки. Люси и Люк нуждались сейчас в спокойном, уверенном человеке.
Мысль о других детях, участвовавших в нашем «автопробеге» пришла мне в голову. Я спросила ребят, известно ли что-нибудь о них. Люк успокоил — остальным не удалось перейти австро-чешскую границу, их задержали австрийцы. Цыгане рассказали об этом нашим детям, когда переводили их в Чехословакию. Было от чего вздохнуть с облегчением!
Из бара вышла стюардесса, она катила перед собой тележку с напитками. Я заказала «пепси» детям и двойной скотч — себе. Выпила залпом содержимое стакана и опять подозвала стюардессу, попросив повторить. Люси дернула меня за рукав и сделала «страшные» глаза. Кажется, девочка совершенно права, придется ограничиться вторым скотчем, по крайне мере, в воздухе. Теоретически, следовало бы заказать сухой мартини, — ведь именно этот напиток они собирались пить в ознаменование своих великих побед!
Я смирилась с тем, что не удастся отделаться от мыслей о Жераре. «Постарайся понять меня!»… Это не так уж просто. Почему он остался в Праге? Потому что Элен нуждалась в мужской поддержке и собственное достоинство не позволяло ему оставить ее в экстремальных обстоятельствах? А может быть, он нуждается в Элен и понял это только сейчас, вновь встретившись с нею после долгой разлуки? Вряд ли мне удастся во всем этом разобраться… Я чувствовала себя, брошенной, Жерар успел отучить меня от спокойного восприятия одиночества. А ведь до знакомства с ним мне даже нравилось быть свободной! Ну что ж, придется снова привыкать…
Читать дальше