Анна Яковлева - Из ворон в страусы и обратно

Не дав Нилке опомниться, Тонька вытряхнула на диван из пакета отрез изумрудного вельвета, шустро обвязала тесьмой пояс – то место, где у нормальных людей бывает талия, – и встала свечкой, готовая к обмеру.

Нилка почувствовала волнующее покалывание в кончиках пальцев и преувеличенно бодрым голосом спросила:

– Ну-с, начнем упражнение с бревном?

За этим занятием их и застал Рене Дюбрэ.

– В следующий раз привезу тебе мольберт и краски, – изрек он, присев перед Нилкиными акварелями.

Нилка затуманенным взглядом посмотрела на рисунок, склонила голову направо, потом налево: пожалуй, нужно было добавить ржавчины листьям очитков.

– Мерседес тебя помнит и передает привет, – произнес Рене так тихо, что Нилка едва расслышала.

Кровь бросилась в голову. Зануда! Отвратительный надоеда – Рене вообще не понимал ее никогда, совался с разговорами, нисколько не щадя ее самолюбия и гордости.

Как же она ненавидит этого прилипчивого как репей французишку!

– Правда, помнит? – Подбородок дрожал, Нилка не сразу справилась с волнением.

– Ну, зачем мне врать?

Глаза у Ники сузились от внезапно накатившей злости.

– Всем есть зачем, а тебе – нет? Нашелся святоша.

Тонька подпрыгнула от возмущения:

– Ты чего набрасываешься на человека?

Нилка тут же развернула полки на два фронта.

– А ты чего его защищаешь? Что ему нужно? Ездит и ездит, вынюхивает что-то и вынюхивает! – несло ее.

На шум выскочила из кухни баба Катя:

– Что, Нилушка? Что случилось?

– Да крыша у нее едет от сидения дома, – поставила диагноз Тонька, – на людей бросается уже. Пошла бы в ателье работать, что ли? Ведь руки золотые.

– Кто меня возьмет без диплома? – совсем озверела Нилка. – И не лезь не в свое дело, тебя это не касается!

Ателье, куда Нилка сунулась в поисках места, процветающим не выглядело.

Двухкомнатная квартира, переведенная в нежилое помещение, была приспособлена под мастерскую. Окна мастерской выходили на запад, света не хватало, мастерицы слепли и зарабатывали сколиозы, как крепостные девки или работницы первых артелей.

Директриса сама вела прием клиентов, и на Нилкин вопрос, с кем поговорить о трудоустройстве, виновато улыбнулась:

– Нам не нужны швеи. Во всяком случае, пока не нужны.

– А закройщики?

– А диплом у тебя есть?

– Нет. – Нилка стояла как оплеванная.

– Без диплома не могу взять тебя.

Странное дело: Нилке не только не было себя жалко – она испытывала даже некое облегчение. Более того, даже слегка упивалась своим невезением. «Так тебе и надо, дуре стоеросовой, – сказала себе, выметаясь из ателье, – и нечего было соваться. Никому ты не нужна – это же ясно как божий день. Так и будешь прозябать, пока не загнешься».

Лишенная чуткости Тонька наступила на больную мозоль.

– Учить меня вздумала, свое дерьмо сначала разгреби, а потом лезь с советами! – орала Нилка.

– Руки золотые? – не обращая внимания на Нилкину истерику, спросил у Тоньки Рене.

– А вот приезжайте через два дня, когда сарафан будет готов, – сами увидите! – перекрикивая Нилкины вопли, пригласила Тонька.

– Не буду я ничего шить! – закусила удила Нилка. – И валите все отсюда! Видеть вас не могу!

В горячке она даже не заметила, как натерла две мозоли на большом пальце. Стряхнула прилипшие к руке ножницы и только тогда с удивлением обнаружила покрасневший след от кольца и лопнувшие волдыри. Вид натруженного пальца привел Нилку в чувство.

Подув на ранку, она оглядела ворох кожаных обрезков, похожих на лапшу. Обрезки образовали холмик на столе, ровным слоем покрывали колени и тапки и окружили стул. Акт вандализма был завершен.

Рассмотрев дела рук своих, Нилка окончательно очнулась: дизайнерскую куртку, купленную в Лондоне для Вадима, она искрошила в капусту.

Работала истово, увлеченно, со знанием дела, не замечая ничего вокруг.

Для удобства сначала отпорола рукава и воротник. Чувствуя себя убийцей, кромсающим плоть жертвы, вспарывала крепкую новую кожу и закусывала ее ножницами.

Точно сказать, зачем она это делает, Нилка бы не смогла. Интуиция подсказывала, что таким способом она освободится от Вадима. Для этого хороши были все средства, пусть даже такие варварские.

Зажав в кулаках обрезки, Нилка заплакала от бессилия – ничего не помогло.

Как не приносил облегчения культ Валежанина, так не принесло облегчения поругание святыни.

Лучше бы подарила куртку Вене. Бред какой-то, тут же прогнала Нилка невинную мысль о подарке: Веня шире Вадима, и куртка ему будет мала. Но не это главное.